Мебели и безделушек в доме почти не было. Выкрашенные сверкающей белой краской или пастельных тонов стены пустовали. Полы устилал длинный золотистого цвета ковер, тянувшийся из комнаты в комнату. Кое-где стояли дутые стеклянные украшения, главным образом итальянской работы, да изредка попадались пейзажи, написанные маслом, преимущественно в красно-коричневых тонах. Только на стенах широкого коридора, ведущего в заднюю часть дома, Страйд увидел множество фотографий в тонких рамках. На них была сама Элен, в строгом костюме, рядом с известными людьми. Элен с Синатрой, Элен с Уэйном Ньютоном.

Элен с Бони Фиссо.

Она заметила, с каким интересом Страйд разглядывал фотографии.

– Елена Троянская – мой сценический псевдоним. Неплохо, правда?

– Да, замечательно, – кивнул Страйд. – Похоже, вы были знакомы со всеми знаменитостями.

– Разумеется. Лас-Вегас тогда был маленьким городком, и те, кто работал в шоу-бизнесе, хорошо знали друг друга. Он стал для нас своего рода репетиционной. А сценой – весь мир. Туристов сюда стекалось море. Они как дети, наблюдающие за аквариумными рыбками, прижимали к стеклу носы, пытаясь увидеть все, что можно. Их единственным желанием было унести с собой кусочек нашего гламура.

– Сейчас уже совсем не так?

– Нет. Люди давно не ценят магию тех времен. Шестидесятые стали золотым веком. Тогда во всем чувствовался класс, тон задавала индивидуальность. Сейчас куда ни плюнь – один корпоративный дух. Сплошной «Диснейленд» и Минни-Маус с голыми сиськами. В городе нет того звездного ощущения, какое присутствовало раньше. По улицам шастают какие-то Смиты из Канзаса со своими сопливыми чадами, и все одеты так, будто приехали на скаутскую вечеринку в лес. Даже звезды, живущие здесь, совсем не те, что прежде. Скучаю я по старым дням, очень, – вздохнула Элен.

Гостиная, из которой долина просматривалась как на ладони, оказалась чуть ниже уровня дома. В восточной стене комнаты, выполненной из грубого неотесанного камня, был вырублен камин. Справа от Страйда находился бар с зеркалом вместо задней стенки, отражающим хрустальные бокалы и бутылки с напитками. Вслед за хозяйкой они прошли в застекленную створчатую дверь, ведущую на небольшой открытый дворик. Элен пододвинула к круглому столу со стеклянной крышкой три плетеных кресла, чуть наклонила навес в виде зонта, заслоняясь от солнца.

Страйд заметил два шезлонга, стоящих у прямоугольного, метров пять на двенадцать, бассейна и ряд почти высохших следов, тянущихся от него в дом. Очевидно, у Элен был гость, не пожелавший встречаться с ними.

– Линда звонила мне. Она подавлена случившимся, – произнесла Элен. – И говорила так, точно это я виновата в том, что Питер погиб.

– Ничего подобного, – возразила Серена. – Мы просто выясняем, нет ли какой связи между гибелью Питера и убийством Майкла Джонсона Лейна. Оба события произошли почти одновременно.

– Убийством кого? – переспросила Элен, и ее голос прозвучал искренне. Заметив удивление Серены, она усмехнулась. – Наверное, считаете меня старомодной, и, конечно, вы правы. Телевизор я включаю, чтобы посмотреть старые фильмы, а газет и журналов не читаю. Там пишут только о кошмарах.

– Майкла Джонсона Лейна, сына Уокера Лейна, убили возле казино «Оазис», – пояснил Страйд.

– А, понятно. – Элен заморгала. Выглядела она сконфуженно. – Ну, Уокера Лейна я знала. Давно, правда, сорок лет назад. Но какое отношение он может иметь к смерти Питера?

– Два убийства в неделю при загадочных обстоятельствах – уже странно, – проговорила Серена. – Еще более странно, что у обоих жертв есть родственники, которые так или иначе связаны с казино «Шахерезада», в частности с…

– В частности с Амирой Лус, – закончила предложение Элен. – Так?

– Правильно. – Серена попробовала поднажать на экс-актрису: – В свое время вы рассказывали обо всем Рексу Тирреллу, не так ли? Он упоминал ваше имя в своей статье, утверждал, что вы были одной из тех, кто пострадал от возвышения Амиры и сильно продвинулся в карьере после ее гибели.

Элен молча кивнула.

– Почему бы вам не рассказать нам обо всем, что произошло тогда? – спросил Страйд, подавшись вперед и положив на стол локти.

Отвернувшись, Элен несколько минут внимательно разглядывала долину, затем снова повернула к Страйду лицо, внезапно сделавшееся суровым.

– Жизнь моя прекрасна. Муж мой – адвокат с мировым именем. Он зарабатывает много денег, у него есть опыт, и он всегда готов мне помочь. Надеюсь, вы понимаете…

Она не сомневалась, что Страйд видел следы у бассейна.

– Одно дело – посплетничать с репортером, посудачить о прошлом, и совсем другое – давать показания полиции. Да, я говорила с Рексом Тирреллом об убийстве в казино, принадлежавшем Бони Фиссо. Но у Бони длинные руки, а память – еще длиннее.

– Вам угрожали? – поинтересовалась Серена. – Вы считаете, что кто-то, убив вашего внука, подал вам сигнал?

– Нет, – отрезала Элен. – Я так не считаю. Ничего пугающего я за все эти годы ни от кого не слышала. Мне просто в голову не приходило, что гибель Питера может иметь какое-либо отношение к прошлому. С какой стати? И кому нужно что-то напоминать?

– Чтобы ответить на эти вопросы, нам необходимо точно знать, что же произошло в шестьдесят седьмом году, – произнес Страйд. – Только так мы отыщем вероятную связь.

– А кроме того, выясним, кто убил Питера, – добавила Серена.

– Питер… – прошептала Элен. – До сих пор не могу поверить в случившееся. Знаете, детективы, я никогда не была впечатлительной. Эмоции – это не мое. В любовь до гроба и вечные привязанности не верю. Поинтересуйтесь у моего бывшего мужа – он вам все подтвердит, да и еще многое порасскажет. Только одного Питера я по-настоящему любила. – Элен задумчиво постучала пальцами по столу. – Что касается Амиры, то тут можно сказать, что и у меня руки в крови. Правда, немного. Да, я ее ненавидела. Страшно завидовала ей. Не скрою – узнав, что ее убили, я обрадовалась. Забавно, как мило выглядит прошлое, если на него смотреть ретроспективно. Мне был тогда двадцать один год, я стремилась к славе, но на моем пути стояла Амира.

– Какой она была?

– Амира? Скандальной.

– Что вы имеете в виду?

Губы Элен скривила недобрая усмешка.

– Вы слишком молоды, чтобы понять меня и то время, годы сексуальной революции, в которых оставалось очень много от пятидесятых. Скромность еще считалась девичьим украшением. Наряду с длинными волосами, безобразными темными очками вполлица и смехотворными уродливыми шляпками. Девушке позволялось носить мини-юбку, но выглядеть полагалось девственницей и вести себя соответственно. – Элен рассмеялась, и Страйд подумал, что она испытывает особое удовольствие, шокируя их своей манерой разговаривать.

– Плоть выставлялась напоказ, – продолжила Элен, – однако не было бесстыдства. В каждом казино выступали танцовщицы с открытыми бюстами: и у Лидо в «Стардасте», и у Фоллиз в «Тропе», у Минского в «Слиппере». Но шоу не содержали эротических намеков и смотрелись вполне пристойно. Правда, тогда публика и от такого ревела. Конгрессмены из Хендерсона лютовали, разумеется. Они считали, что много голых сисек на сцене означает конец морали и цивилизации, пытались заставить владельцев казино поднять сцены, а нас – наклеивать на соски блестки. Постоянно совались к нам с целомудренной белибердой, но мы от них успешно отбивались. К счастью, как они, думали не все. В общем, я хочу сказать, что нагота наша была невинной.