– Дх, сир, вы не поверите, как давно я ждал этой минуты! – Всадник завершил круг почета и, остановившись передо мной, насмешливо склонил голову, приветствуя ряженого короля.

Сквозь редкие витые прутья забрала его бургундской каски холодным голубым светом сияли глумливые глаза Луи де Беранже, сьера дю Гуа.

– Прошу простить меня. Ваше Величество, что осмеливаюсь находиться перед вами в головном уборе, но, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, это не знак моего к вам неуважения, а всего лишь минимальная разумная предосторожность. Я так жаждал этой встречи, что испортить ее миг дыркой во лбу было бы весьма обидно.

Губы любимца Генриха Анжуйского сложились в недобрую ухмылку:

– Ваше Величество, честно говоря, я ждал от вас большей осторожности и изобретательности. Неужели же, отпуская своего лейтенанта искать «работу» в Париже, вы могли подумать, что он так и останется неузнанным?! Святая простота! Его опознала стража в первых же воротах. На ваше счастье, это были мои люди. Я велел следить за вами, и вскоре план побега был ясен как божий день. Впрочем, не скрою. Вы весьма удивили меня, совершив налет на замок Сен-Поль. Что за нелепая блажь, мессир, похищать такое милое создание с такими черными очами? Зачем вам вдруг понадобилось портить судьбу юной прелестнице? Разве в этой повозке место для нее? Вы спутали все карты. Мадам королева предназначала эту мадемуазель графу Дамвилю в обмен на лояльность Лангедока, а Генрих обещал ее мне. Во всяком случае, до той поры, пока Дамвиль приедет в Париж. Согласитесь, сир, похищать девушку, можно сказать, из постели ее будущего любовника – весьма дурной тон!

Речь фаворита лилась медоточиво сладко. Дю Гуа явно упивался моментом и, должно быть, желал подольше продлить свою игру. Я украдкой кинул взгляд на Конфьянс. Похоже, идея разделять ложе с этим закованным в латы говоруном ее нисколько не радовала. В руках у девушки был один из пистолей Мано, и мне не приходилось сомневаться, что дочь коннетабля Тулузы и падчерица адмирала Франции вполне может управляться с подобным орудием убийства.

– Заклинаю вас, сударыня, полноте, не стреляйте в свое счастье! Наверняка вы промахнетесь, но ваши нежные ручки, увы, будут травмированы выстрелом. К тому же, стоит вам спустить курок – и мои люди ринутся в атаку. Никто из вас не переживет этот час. К чему превращать ту бездарную комедию, которую вы устроили, в ужасающую трагедию? К чему лишняя кровь?

Я предлагаю договориться. Вас, сир, и вашего лейтенанта, в память моего Спасения из Лувра, я отпущу с миром. Полагаю, вы запомните мою доброту. Гасконцы мне и подавно не нужны – жрут они много, а выкупа за них не дождешься, жди хоть второго пришествия! Пусть оставят здесь все оружие, кроме шпаг, и катятся на все четыре стороны. Кроме того, вы отдаете мне все награбленное в Лувре и Сен-Поле. Надеюсь, большая часть его еще сохранилась? Ну и, конечно же, девушку! Мадемуазель! Заверяю вас – вы будете довольны! Зачем вам эти дикие горцы, смердящие чесноком и сидром?!

– Я выросла в горах, мсье! – гордо вскинув голову, произнесла Конфьянс. – И весьма люблю луковый суп!

– Я учту это, сударыня. Но это означает лишь то, что вы еще и не пробовали по-настоящему изысканных блюд. Теперь вы не будете знать в них недостатка.

Совсем рядом послышалось тихое шипение, какое обычно издает змея, выползшая погреться на камни под майским солнцем, когда нога неосторожного путника наступает ей на хвост. Такой звук предшествует скорой и неотвратимой гибели. Но сейчас был сентябрь, а не май, и звук этот исходил из горла свирепеющего на глазах де Батца.

– Погоди! – Я остановил Мано, собирающегося уже было в одиночку броситься на ненавистного светского льва.

– Мсье! Ваше предложение весьма заманчиво! – Я сделал шаг по направлению к гарцующему неподалеку всаднику, – Однако какие гарантии… – еще шаг, – буду иметь я и сопровождающие меня дворяне… – шаг, еще шаг, – в безопасности наших жизней?

«Сокращать дистанцию надо либо очень быстро, либо очень медленно, – всплыли в голове слова моего Учителя, – либо неудержимо, как водопад, сметая все на своем пути, либо уподобляясь каплям воды, способным мало-помалу заполнить собой любое отведенное пространство».

– «Капитан, что ты задумал?» – раздался на канале связи обеспокоенный голос Лиса.

– «Отстань!» – огрызнулся я.

– «Капитан, умоляю – не горячись?»

Я не удостоил шевалье ответом. Сейчас меня интересовал совсем другой образчик французского дворянства. Великосветский хлыщ на прекрасном андалузском жеребце. Причем, строго говоря, он и его конь – в равной степени. Но порознь. Предложение, сделанное нам господином Беранже, могло обмануть лишь захудалого виллана, ни разу в жизни не бравшего в руки оружия. То, что дю Гуа нужна прелестная Конфьянс, он сообщил нам, ни секунды не раздумывая. Понятно, что в случае схватки здесь, на поляне, ее могли ранить или, не дай бог, убить. Зачем избалованному сластолюбцу мертвая красавица? Значит, диких горцев надо отодвинуть в сторону. А в стороне их встретят надлежащим образом, А уж без пистолей и подавно! Четырнадцать шпаг против сотни-другой тяжелой кавалерии – ничто!

«Увы, Конфьянс, они мертвы. Какая неприятность!»

– Так вот, мсье дю Гуа, – проговорил я, похлопывая красавца коня по точеной шее. – Какие вы можете дать гарантии?

– Лишь слово дворянина, сир! Вам этого мало?

– О нет! – Я покачал головой. – Слово дворянина – священное слово! Но вы забываете о шести словах, которые сказала мне мадам Екатерина во время нашей последней встречи. – Я поманил фаворита, требуя всадника наклониться ко мне.

– «Капитан!» – вновь послышался в голове умоляющий голос Лиса. – «Не надо!»

Сьер дю Гуа обвел глазами собравшихся на поляне. Коварство Черной Вдовы было общеизвестно, и вряд ли стоило оглашать перед десятками вояк очередной образчик ее хитроумных интриг. Бог весть какой тайны могли касаться неведомые слова королевы. Луи де Беранже чуть наклонился в седле. Мне этого было вполне достаточно. Захват под мышку, поворот – и самодовольный наглец, теряя стремя, с грохотом и железным скрежетом рухнул из седла наземь. Его конь нервно вздыбился, довершая и без того неминуемое падение. В ту же секунду я оказался лежащим поперек дю Гуа, и мой кинжал, дотоле обитавший в высоком голенище сапога, остановил свою траекторию в четверти дюйма от правого глаза коронеля Анжуйской гвардии.

Жандармы было тронули своих коней в сторону готовых к последнему бою пистольеров.

– Стоять! – рявкнул на них приходящий в себя Беранже. Его можно было обвинить в чем угодно, но только не в медленной оценке обстановки.

– Мано! – крикнул я, искоса бросая взгляд на недовольно мотающего гривастой головой андалузца. – Бери Конфьянс – и в седло!

– Но, сир…

– Это приказ! Быстро!

– Пропустите их! – не сводя взора с отточенного кончика кинжала, скомандовал мой пленник. – И… – он на миг замолк, – на опушке тоже.