Бабушка сказала:

– Я же тебе кричала: назад. Теперь что ж убегать, все равно вымок.

Снимай всё сейчас!

Я всё снял, и бабушка говорит:

– Полезай в воду и ляг на животик, где мелко.

Бабушка сняла свои туфли и чулки и меня за руку повела в воду, и я не хотел ложиться, потому что холодно в воде. А бабушка меня вбок потянула за руку, и я упал прямо в воду, и она меня за руку держала и смеялась. И я тоже стал смеяться, и потом стало ничего в воде и совсем не холодно. Бабушка сказала, чтоб я лежал, а сама стала мои штаны выжимать и курточку тоже.

Потом положила сушить на песок. Он очень тёплый. Даже горячий. А потом мы с бабушкой сидели на песке, и она надела на меня свою кофточку, и мы стали есть хлеб, сыр и пить молоко. И смеялись, как это волна на меня нашла.

Потом бабушка взяла яблоко, его на половинки разрезала. И потом одну половинку ложечкой всю выела. И вышла лодочка. Только бабушка там немножко оставила, не всё до конца съела, и мы туда воткнули сухую веточку, и вышла мачта. И я пускал в воду эту лодочку с мачтой. Я потом в неё ещё песку насыпал. А потом так насыпал, что она потонула. А я её всё равно вытащил.

Я захотел потом спать. И мы пошли с бабушкой, где нет солнца; бабушка сняла свою юбку и постелила, а я лёг и заснул.

Я проснулся, потому что бабушка говорила, чтоб я одевался. И всё у меня было сухое. Оно высушилось на солнце. Я оделся и просил, чтоб опять лодочку сделать, а бабушка сказала, что надо идти уже, а то ещё далеко. Потом мы пошли наверх, на берег, и я увидал много домиков. Они все белые, а крыши у них очень смешные: они серые и толстые.

Бабушка сказала, что домики из глины сделаны, а крыши из камыша. Камыш – как трубочка, и очень длинный. Он растёт. Я потом видел. Бабушка мне показывала, как он растёт из воды у берега. Он – как трава, только высокий, выше, чем бабушка, и выше, чем папа. А сам он – как трубочка. Мне дали такую палочку. Я ударил, и она сейчас сломалась. Его нарежут и накладывают на крыши много-много.

И куда мы с бабушкой пошли, там тоже такая крыша, и домик тоже белый, и там живёт бабушкина одна знакомая. Она нам чаю давала и баранок. Она сказала, что невод скоро будут закидывать и мы пойдём смотреть.

Я спросил:

– Куда кидать его будут?

Она сказала, что в реку. Сначала кинут, а потом вытянут. А невод – это сетка. Очень большая. Ею рыбу ловят.

Я всё равно не знал, как это ловят, и очень хотел пойти глядеть.

И я всё говорил:

– Ну, пойдём! Ну, пойдём!

А они чай пили. Выпьют – и опять пьют.

Я говорил:

– Не надо чай пить.

И хотел начать плакать, а бабушка сказала, чтоб я вышел во двор и чтоб там поплакал, потому что всё равно теперь невод не бросают, а когда будет вечер, тогда будут бросать.

Я сел на сундук. Там коврик лежал. Я потом лёг на коврик и не заплакал, потому что заснул.

Мы пошли на реку. Там на песке лежала сетка. Она из верёвок. Мы долго шли, пока пришли, где её конец. Вот это какой невод! У него чурочки привязаны на одной стороне. А это не чурочки, а пробки, только они такие большие. А на другой стороне у невода не пробки, а какие-то железки. Это, мне бабушка сказала, чтоб он тонул.

Очень много людей нашло смотреть, как невод будут кидать и как рыбу из воды вытянут. Вдруг приехала лодка, очень большая, и в ней дяди. Они рыбаки.

И в лодку стали складывать невод. Весь невод туда складывать стали. И вышла гора. А верёвку не взяли. Она у нас осталась. Она привязана к берегу.

Потом как стали рыбаки вёслами грести, так лодка пошла, прямо как пароход. А уйти она всё равно не могла, потому что верёвка от невода осталась у нас. А верёвка не стала их пускать. Они тогда начали невод выбрасывать вон.

Они его кидают, и их пускает немножечко ехать, а потом они ещё кидают, и тогда опять им можно немножечко ехать.

И они стали потом снова поворачивать к берегу, только уж далеко-далеко от нас. И там они уж всё выкинули, они только сами остались, и у них верёвка. Они её привезли на берег и сами с ней выскочили.

И я увидел: на воде цепочка плавает, а бабушка сказала – это пробки и это от невода.

А я сказал, что невод утонул.

Бабушка сказала, что низ утонул, а верх плавает.

А я кричал:

– Нет, утонул, утонул!

А там один дядя. Он приехал на телеге. И у него стояла там телега и лошадь.

Он подошёл и говорит:

– Чего это ты кричишь? Кто утонул? Никто не утонул, не кричи.

А я сказал:

– Не кто, а невод.

Дядя сказал:

– Он не утонул, а он в воде стоит, как стенка.

Я говорю:

– Как это – стенка?

А дядя стал рукой показывать и говорит:

– Вон, где пробки на воде, это верх, и оттуда он вниз висит до самого дна, а железки на самом дне лежат. И теперь рыбе никуда нельзя уйти, потому что её неводом загородили.

Я не стал на дядю глядеть, потому что рыбаки начали наматывать верёвки на катушки. Потому что там большие катушки на берегу стояли. Больше, чем человек. И из катушек большие палки торчали.

Рыбаки эти палки пихали со всей силы, и катушки вертелись. И всё наматывали верёвку. А тут мальчик какой-то закричал:

– Ой, тянут, тянут!

И ещё мальчики побежали и стали рыбакам помогать крутить катушки. Я тоже хотел побежать и тоже закричал:

– Ой, ой, тянут!

Бабушка меня за руку держала, а я вырвал руку и побежал. Бабушка не побежала. А потом я прибежал, где рыбаки, и не мог достать, чтоб палку пихать, и я стал мальчика одного сзади пихать, чтоб помогать. А они начали смеяться, а я всё равно пихал.

Тогда пришла бабушка и сказала, что я нехорошо делаю и дядям мешаю, и они боятся, что на меня наступят.

Один дядя всё кричал:

– А ну, ещё! А ну, навались!

И я тоже кричал:

– А ну, навались!

Мне очень хотелось, чтоб и я тоже толкал, а бабушка сказала, что довольно, и меня потянула. Я не плакал, потому что все глядели и мальчики смеялись.

Потом я посмотрел на реку, а пробки совсем уж близко были. И рыбаки пошли прямо в воду и стали тащить, где пробки. И стал из воды выходить невод. И все люди побежали смотреть, что там будет.