— А откуда тебе это известно?

Келлер взглянул поверх папки с зажимом, и на этот раз его улыбка была открытой и широкой. Мельхиор почувствовал приступ тошноты и неудержимое желание ударить доктора.

— Когда я в первый раз дал Орфею ЛСД и почувствовал его у себя в голове, я запаниковал. Когда мне страшно, я представляю себя на месте одного из своих испытуемых, только на этот раз я действительно на нем оказался! На том самом месте! Ощущение было настолько реальным, что, не запрись я в соседней с Чандлером комнате, наверняка бы покончил с собой, как агент Логан.

Мельхиору ужасно хотелось спросить, в каком именно положении почувствовал себя бывший нацист, но Келлер продолжил:

— Когда я дал Орфею наркотик во второй раз, то был уже подготовлен лучше. Почувствовав его у себя в голове, я стал сопротивляться и на какое-то время сконцентрировался на том, что меня окружало. Сохранять концентрацию было очень трудно, но через несколько секунд видения исчезли. По моему мнению, если кто-то научится управлять собой…

— То сможет манипулировать Чандлером без его ведома.

— Именно так!

— Чандлеру ни в коем случае нельзя об этом рассказывать, доктор Келлер, — предостерег Мельхиор. — Совершенно очевидно, что если он это узнает, то научится противодействию.

— Конечно, конечно, — кивнул Келлер. — Взгляните сами. — Он показал Мельхиору пару листочков распечатки ЭКГ. — Вот это, — он указал на волнистую линию на верхнем листке, — бета-ритм Чандлера после принятия им торазина и валиума, которые я ему дал, чтобы погрузить в сон. А это, — доктор вытащил второй листок, — его бета-ритм сразу после принятия одного ЛСД и ничего другого.

Мельхиор внимательно сопоставил два графика.

— Выглядят одинаково.

— В том-то и дело! После принятия ЛСД нервная система Чандлера входит в некий ступор. Сначала происходит необыкновенный взрыв сердечной активности — сердцебиение учащается до двухсот ударов в минуту, а он не ощущает никакого дискомфорта в работе сердца. Наркотик действует на него всего час или два, хотя на обычных людей — от восьми до двадцати четырех часов. А потом он впадает в своего рода «спячку», чтобы тело могло восстановиться.

— «Спячку»?

— Смотрите сами, — предложил доктор, показывая на Чандлера через стекло.

— На что?

— На его лицо.

Мельхиор посмотрел.

— Довольно привлекательное, но точно не в моем вкусе, доктор.

— У него нет щетины! Он не брился минимум четыре дня, но кожа на щеках абсолютно гладкая! Он не опорожнял ни мочевой пузырь, ни кишечник…

— Понял, доктор! Что дальше?

— Предстоит провести еще тысячу тестов. Но мне нужен еще один испытуемый. Некто, на ком я мог бы проверять степень и характер воздействия Чандлера.

Мельхиор снова взглянул на Чандлера, затем перевел взгляд направо. Там стояла кровать, тоже с ремнями, как у Орфея, но только пустая.

— Я на это рассчитывал.

Чандлер почувствовал укол, и по венам заструился адреналин. Впервые за несколько дней он почувствовал свое тело, хотя оно казалось ему тяжелым и непослушным и напоминало скорее стальной саркофаг, а не что-то из плоти и крови. В темноте, окружавшей его, вдруг засветилось яркое пятно. Мальчик! Тот самый, что показывал Наз дорогу в его сознании, что пытался ее спасти перед тем, как она… как она… как она исчезла. Он хотел пойти за ним, но не мог сдвинуться с места, и вскоре мальчик исчез. Адреналин подталкивал к действиям и призывал проснуться. Чандлер посмотрел вслед огненному ангелу и, дождавшись, когда исчезнет его последний отблеск, неохотно открыл глаза.

Он обвел взглядом комнату, убеждаясь, что окружающие его предметы не двигаются. Странно, но он откуда-то знал, как будет выглядеть эта комната, еще до того, как увидел ее. Некрашеные стены, неровные асбестовые плиты на потолке, металлическая мебель. Типичная больничная палата, и он знал это заранее, еще не открыв глаз! Знал, например, что в углу стоит корзина для бумаг из металлической сетки. Что если повернется, то увидит ее — выкрашенную в зеленый цвет снаружи и черный изнутри, а внизу покрытую ржавчиной от постоянного соприкосновения с влажной половой тряпкой.

Он повернулся. Корзина была на месте. Откуда он про нее знал?

— Добро пожаловать в мир живых!

Чандлер вскинул голову и обернулся, услышав, как скрипнули колесики на ножках табурета возле кровати. Он знал, что привязан, но все равно попытался приподняться и почувствовал, как в щиколотки и запястья впились ремни. На табурете сидел мужчина лет пятидесяти с гладко зачесанными седеющими волосами и в накинутом на плечи белом халате. Чандлер сначала решил, что разговаривал он, но тут заметил на кровати справа другого мужчину.

— Привет! — сказал мужчина. Крупный, с оливковой кожей и напомаженными бриллиантином волосами, которые все равно так и норовили завиться. Довольная ухмылка на его физиономии никак не сочеталась с тем, что он тоже был крепко привязан.

— Кто вы? — спросил Чандлер.

— Ты даже не представляешь, как часто мне задают этот вопрос.

Что-то звякнуло, и Чандлер, повернувшись, увидел, как тот, что постарше, положил на металлический поднос ампулу с прозрачной жидкостью. В одной руке он держал шприц, из которого выпускал воздух. На конце иглы вздулся крошечный пузырек, и Чандлер ощутил, как по спине предательски пополз ледяной кубик страха. Он снова дернулся, однако ремни держали крепко.

— Где я? И что вы со мной делаете?

— Успокойтесь, мистер Форрестол, — проговорил мужчина с соседней кровати. — Вы теперь собственность государства, поэтому не надо нервничать. — Он попытался пошевелить рукой. — Ты не можешь почесать мне нос, Келлер?

Мужчина на табурете не обратил на просьбу никакого внимания и протер ваткой со спиртом сгиб локтя Чандлера. Чандлер инстинктивно дернулся, но рука сдвинулась только на пару миллиметров.

— О чем вы говорите? И что, черт возьми, вы сделали с Наз?

— Мисс Хаверман больше не должна вас беспокоить.

— Клянусь Богом, если вы причинили ей боль…

Чандлер не договорил, почувствовав, как иголка проткнула кожу и место укола онемело, будто в кровь ввели лед.

— Что вы… что… — Ему было трудно говорить. Казалось, онемела даже челюсть.

— Успокойся, Чандлер, — продолжил мужчина с кровати рядом. — Немного наркотика. Впрочем, не так уж немного. Около двух тысяч микрограмм, что, насколько я понимаю, превышает обычную дозу в несколько сот раз.

Онемение быстро прошло, и через пару секунд кровь, можно сказать, вскипела. На коже выступили капельки пота и стали взрываться, как воздушные шарики, высвобождая разлетавшихся в разные стороны джиннов. Перед глазами поплыло.

— Видите, как быстро все происходит! — Келлер достал из кармана второй шприц. — Каждый раз все быстрее. — Чандлер думал, он сделает укол тому мужчине, но доктор закатал собственный рукав. — Я вколю себе торазин, чтобы не разделить печальную судьбу агента Логана.