Голова гудела: мысли о прошлом, надежды на будущее… Я скинула туфли, повесила пальто в прихожей, перчатки и ключи положила на комод в холле. В кухне рассеянно заглянула в холодильник – чего бы такое сварганить на ужин? Когда прискакала из школы Лили, я деловито раскатывала тесто для своего знаменитого пирога с мясом. Оставленное в стиральной машине белье было забыто окончательно и бесповоротно…

До следующего утра, когда Сайрус стал собираться на работу.

Я только-только разбила два яйца на раскаленную сковороду, как в кухню ворвался Сайрус – голый до пояса, с влажными волосами, красный от обжигающего душа. И явно в скверном расположении духа.

– Где моя синяя полосатая рубашка?

Темная вена вздулась на виске; гнев исходил от него почти осязаемой волной.

– Рубашка? – Я судорожно соображала, почему его любимая рубашка не висит там, где ей полагается, – в шкафу. Господи! – Она в стиральной машине, – похолодев, пролепетала я. – Мы вчера ездили в дом престарелых, и я, кажется, оставила белье в машине.

– Моя рубашка в стиральной машине? – недоверчиво переспросил Сайрус. – У нас сегодня ежегодный рождественский обед. И в чем прикажешь идти?

Ой! Брызнувшее со сковороды масло обожгло руку. Яичница! Если упустить момент, желтки зажарятся, а Сайрус терпеть не может крепких желтков.

– Прости, пожалуйста. – Я взялась за лопатку. – Так получилось…

– Не поворачивайся ко мне спиной!

Я вздрогнула, выронила лопатку. Та шлепнулась в сковородку. По тефлоновой поверхности растеклась желтая лужица. Моя замечательная яичница погибла.

– Понимаешь, так вышло, – снимая сковородку с плиты, оправдывалась я. – Мы поехали в дом престарелых, гостинцы старикам повезли. И я вдруг вспомнила про папу…

– Он-то здесь с какого боку?

– Ни с какого. – Зря я это затеяла; хотела поговорить о папе за завтраком, но, похоже, идея неудачная. – Я просто пытаюсь объяснить, почему забыла про рубашку.

– Мне не нужны отговорки. Мне нужна рубашка.

– Может, ты другую наденешь? – робко предложила я.

– Может, ты научишься белье стирать? – Сайрус шагнул ко мне. Я отступила к плите. – Ей-богу, Рэйчел, неужели так трудно выстирать пару рубашек? Чем ты целыми днями занимаешься? Раньше, да, бегала тайком к Максу. Но теперь-то, надеюсь, с этим покончено?

– Тебя послушать, я чем-то непристойным занималась. Макс мой друг.

– Друг? Ты считаешь другом человека, который подбивает тебя не слушаться мужа?

Я зажмурилась на мгновение. Какая же я дура! Думала, все забыто. Как бы не так. Сайрус не из тех, кто спускает обиды, тем более такое преступление, в каком повинна я. Преступление против устоев нашего брака. Правила мне известны? Известны. Я сознательно их нарушила. И полагала, что мне это сойдет с рук?

– А я думала, ты меня простил.

Я даже не поняла, что произнесла это вслух. Только Сайрус вдруг коротко и сухо хохотнул:

– А ты не просила прощения.

Может, напомнить, что истинное прощение дается без всяких просьб? Исключительно по доброй воле? Нет, лучше убраться подобру-поздорову. Самое время потихоньку выскользнуть из кухни и попытаться найти другую рубашку, пригодную для обеда в обществе городских шишек. Но дело не в несчастной рубашке, нет. Гнев Сайруса имеет гораздо более глубокие корни. Там, откуда он поднимается, клокочет скопившееся за долгие годы раздражение. Бесчисленные случаи, когда я, по убеждению Сайруса, подводила его.

– Прости, пожалуйста, – миролюбиво попросила я. Может, увидев мое раскаяние, Сайрус уймется, вспомнит, что мы практически помирились? Разве не смотрел он на меня почти с сочувствием, совсем недавно? Конечно, от сочувствия до любви далековато, но надо же с чего-то начать. Я все еще ощущала у себя на лбу теплое прикосновение его губ. Было это? Или я все придумала?

– Нет, Рэч, одними извинениями тут не обойтись. – Сайрус крепко, слишком крепко, ухватил меня за запястье. – Я прошу немногого, но есть вещи, которые должны выполняться неукоснительно. Безделья я не потерплю. Ты хоть знаешь, сколько я работаю? Сколько нужно денег, чтобы содержать такой дом?

Я потрясла головой, не смея поднять на него глаза. Куда подевалась та уверенная в себе женщина? Она была здесь еще вчера. А сейчас, когда ее, как щенка, ткнули носом, чтоб не забывала свое место в этой семье, она в страхе затаилась. И даже не вздрогнула от зуботычины.

* * *

– Доброе утро. – Спустившаяся на кухню Лили в ужасе уставилась на мою руку, где краснели пятна от пальцев Сайруса, перевела взгляд на лицо, где на щеке уже наливался синяк. – Мам!

– Ничего страшного. – Я выдавила улыбку. – Я такая неуклюжая…

– Прекрати! – Лили хлопнула ладошкой по столу. – Прекрати мне врать! Я все знаю. Ты сама мне все рассказала.

«Далеко не все», – подумала я, размешивая тесто для блинов.

– Блинчиков с черникой хочешь?

– Не хочу. – Лили сердито направилась к лестнице.

– Но ты же должна что-нибудь поесть, – крикнула я ей в спину.

– Не хочу.

– Но…

– Я же сказала: я есть не хочу!

Я провожала ее взглядом, пока ноги в одних носках не скрылись на площадке второго этажа. Хлопнула дверь. Я вздрогнула, клякса теста шлепнулась на стол. Наш дом снова поле боя. Коротким было счастье. И как стремительно все изменилось, буквально за одну ночь. Просто как в грустной сказке.

Все следующие несколько дней дом жил в угрюмом напряжении. Лили почти не выходила из своей комнаты, демонстративно не снимая пижамы. Сайрус работал сверхурочно, хотя раньше на праздники брал выходные. И оба избегали меня, а на моей скуле красовалось багровое свидетельство того, во что превратилась наша жизнь.

Но Рождества никто не отменял, оно приближалось, невзирая ни на что. И уже сверкала в гостиной трехметровая елка, и лились рождественские гимны из радиоприемника, на какую бы волну я его ни настраивала. В воздухе явственно пахло праздником. И от этого становилось только хуже. В тот год магия Рождества прошла мимо меня. Какие там чудеса! Голова была полна мрачных мыслей и еще более мрачных предчувствий.

Я даже забыла, что Лили предстоит играть ангела. И вдруг днем в канун Рождества она спускается в костюме – жемчужно-белом одеянии, ниспадающем мягкими оборками до самых щиколоток, с кремовым искусственным мехом вокруг шеи и по подолу и такой же муфточкой.

– Потрясающе! – выдохнула я.

– А ты небось и думать забыла про наше представление, да?

– Забыла, – виновато призналась я. – Но все равно я тобой горжусь. И с удовольствием посмотрю, как ты будешь играть ангела.

– Мне, вообще-то, уже расхотелось играть. – Лили величаво проплыла через комнату и со вздохом плюхнулась на диван. – Настроения нет.