Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свой старый видавший виды мобильник я не выбросила, как не выбросила ни старую одежду, ни старое белье. Подаренные Тимуром вещи лежат в чемодане, в багажнике. Их я тоже оставляю, пускай сам их носит, отдаст Кристине и вот, например, Илье.
Бегом поднимаюсь в квартиру — отсчет отпущенного парнем получаса пошел, и мне надо действовать быстро. Запихиваю в сумку оставшуюся одежду — благо, ее немного, и я не могу позволить себе разбрасываться вещами.
Закрываю дверь и стучусь к соседке, Кате — это подружка хозяйки квартиры, я даже деньги через нее передавала. Оставляю ключ и рассказываю слезную историю о парне, который не дает прохода и преследует меня.
Катька — тетка решительная, она наша домовая активистка, у нее ключи от двери, ведущей на технический этаж. А еще она терпеть не может мужчин, всех. У нее на них аллергия после трех мужей — алкаша, бабника и придурка. Поэтому Катька со мной по одну сторону баррикады, и через минуту я уже бегу по крыше.
Катерина позвонила активистке первого подъезда, сегодня все удивительно солидарны в моем стремлении сбежать от назойливого ухажера. Меня впускают в подъезд, я спускаюсь вниз и прыгаю в первую же маршрутку, идущую в центр.
Как странно чувствовать себя ближе к Тимуру, когда он так старательно меня от себя удаляет. Ну да я не к нему приехала. Покупаю в ближайшем отделе связи сим-карту и оживляю свой старенький аппарат. Звоню хозяйке, чтобы забрала у соседки ключи, а потом набираю Соньку.
— Сонечка, можешь впустить меня к себе пожить? Я съехала с квартиры, мне жить негде.
У Соньки голос сонный, но от моей просьбы она тут же просыпается.
— Конечно! И вообще, я на тебя завещание составила, так что, если что, она и так твоя. Иди под окно, сброшу ключи, а то в отделение тебя уже не пустят, поздно.
Соне государство купило однокомнатную квартиру в малосемейке в районном центре в сорока минутах езды от города. Это небольшой городок, работы там нет, и люди стремятся уехать в областной центр. Потому и квартиры недорогие, вот Соньку туда и сплавили.
Иду к клинике и обхожу здание стационара. О том, что Илья уже позвонил мне и обнаружил, что телефон вне зоны действия сети, стараюсь не думать. В окне маячит кудрявая Сонькина голова, она бросает мне ключи и по телефону рассказывает, как туда добираться.
Удобнее на электричке, я как раз успеваю на последнюю. На вокзале натыкаюсь на аптеку и покупаю тест. Просто на всякий случай, никаких внутренних изменений я не чувствую, так что это лишь для того, чтобы закрыть страничку под названием «Тимур».
Уже сидя в электричке, позволяю себе подумать. Не надо быть великим мудрецом, чтобы понять: Тим взял Кристину нарочно, чтобы меня спровоцировать. Он знал, что я могу увидеть репортаж, а может, даже сам попросил Кристину отправить мне ссылку. Тут я могу только гадать.
Несомненно одно, он ждал эту пощечину, переложив выбор на меня. И я выбрала. Не стала делать вид, будто ничего не случилось, и дала Талеру возможность выставить меня из дома.
От обиды внутри жгло, будто там подпалили канистру бензина. Зачем? Зачем было впутывать сюда Кристину, неужели нельзя было просто сказать: «Уходи. Ты мне надоела»? Ну или другое, вариантов масса.
Но он предпочел позволить мне самой себя утопить. Прогоняю слезы — не буду за ним рыдать, больше не буду. Не хочу, мир не сошелся клином на Тимуре. Пора выздоравливать, как он сказал в день моего выпускного, и самое правильное — начать это делать прямо сейчас.
Если хорошо подумать, все, что нас связывает — это только мои мечты и желания. Общего у нас — лишь тот неполный месяц, что я у него прожила. Если посчитать по минутам, готова спорить, сексом мы занимались гораздо больше, чем разговаривали. Разве это называется «терять»?
Я с таким жаром себя убеждала, что чуть не проехала нужную станцию. Оттуда можно доехать автобусом, но уже темно, и я не уверена, что они ходят. Поэтому беру такси.
Таксист подвозит меня к самому Сонькиному дому. Я безуспешно тычу ключами в разные замочные скважины, пока, наконец, дверь не открывается.
Сонька чистюля и аккуратистка, поэтому у нее чисто, хоть и очень просто. Если не сказать, бедно. Или это я уже так разбаловалась у Тимура? Даже имя его вспоминать не хочется, бросаю сумку в коридоре и падаю на диван. Это единственное спальное место в доме, но одной Соне вполне хватало.
Я тоже обойдусь, а когда Сонька вернется, решим, что делать. Мне однозначно надо искать работу. Бежать дальше я не собираюсь, Тим вряд ли станет меня долго искать. Ну пошлет по следу Сотникова, тот пороет для вида и потихоньку это все забудется.
А если и решит найти, то лучше всего прятать что-то на самом виду, так что здесь, под носом у Сотникова, я в полной безопасности. Наверняка они решат, что я отправилась в самый дальний город, так пускай ломают головы.
Вспоминаю про тест. Может завтра? Совсем нет сил. Но желание закрыть этот вопрос поднимает с дивана и заставляет идти в ванную. Завтра начинается новая жизнь без Тимура Талерова, и распрощаться с приветами из старой надо сейчас.
Плетусь в ванную и потом несколько минут напряженно вглядываюсь в тест в твердой уверенности, что я не беременная, и что я свободна от своей любви к Тимуру. И от самого Тимура.
Увидев четко проступающую вторую полоску, мне хочется крикнуть: «Нет! Подождите, остановитесь! Этого не может быть!»
Зажмуриваюсь в надежде, что она сама собой пропадет, но полоска никуда не исчезает. И тогда до меня доходит: я беременная. У меня от Тимура будет сын, как я и хотела. Только я не предполагала, что этот сын дастся мне такой ценой. И не думала, что это навеки связывает меня с Талером.
* * *
Смотрю на сложенный конвертиком листок бумаги, и пальцы жжет так, будто держу в руках не письмо, а раскаленный металлический брус. Я узнал, откуда он — Ника выдрала лист из книги рецептов, которую мой повар хранит в кухне. Мы проверили, там в конце торчат огрызки, а в туалете на первом этаже нашлась ручка.
Она отвлекла моего повара, стащила книгу, вырвала листок и написала это письмо. Второпях, на коленках, значит, это то, что пришло спонтанно, иначе Ника бы написала его заранее. И ей бы для этого не пришлось втихаря вырывать листы из кухонной книги, потому что в гостиной в одной из витрин лежат письменные принадлежности.