практически босые ноги. – Идём, не тормози. Если ты здесь, значит я сто раз подумал.

– Ах ты подумал! Про Лизку не забыл – нет? С какими глазами мне тебя своим показывать?

Вот же заладила. Ромашка бы на её месте точно не парилась.

– Зачем показывать? Мы как бы уже знакомы. Переживу.

В этот момент нас чуть не сшибает дверью в куцый грязно-серый сугроб у крыльца. Ромка как всегда носится ураганом.

– Здрасти, – растерянно лыбится мелкий, пытаясь незаметно спрятать в рукав сигарету, но заметив Веру присвистывает. – А ты, брат, не хило отметил...

Глава 32

Четыре причины сбежать

Вера

Сидя на светлой крохотной кухне, я вяло жую шоколадный торт, глядя на своё отражение в электрическом самоваре, и напряжённо считаю.

Один – разница в возрасте. Чем она больше, тем меньше шансов создать долговечные отношения. Уже пятилетний разброс повышает вероятность развода на восемнадцать процентов по сравнению с союзом одногодок. И это не мои домыслы, а результаты соц. исследования, которое чёрт меня дёрнул на днях погуглить. Жаль среди знакомых нет ни одной такой пары, чтобы подтвердить или опровергнуть найденную информацию.

Два – Соня и подобные ей пираньи, коих явно наберётся двузначное число. Да, возможно, знакомить их с матерью Лихо не спешил, но переломать мне кости можно и без родительского благословения. Причём боюсь я не столько боли, сколько стать Матвею обузой с сожжённым кислотой лицом. Нравы на окраине суровые, как я узнала из криминальной хроники.

Три – Лихо однозначно плохой парень. Такой вряд ли захочет меняться, а я не настолько наивна, чтобы тешить себя иллюзиями, будто в глубине души он мечтает платить налоги или отвозить с утра наших детишек в садик.

В школе будучи "правильной" девочкой отличницей, я удачно проскочила период увлечения подобными ему хулиганами, теперь вот навёрстываю, по уши втрескавшись в это воплощение всего запретного, а значит неизведанного и до дрожи притягательного.

Четыре – Лиза. Тут совсем без вариантов. Мы не сможем скрываться всю жизнь, а она не простит. На словах ещё может быть, но прежнего тепла в отношениях нам точно не сохранить.

Я насчитала как минимум четыре весомые причины сбежать от него прямо сейчас. Всадить вилку в ногу болезненно-бледного Матвея и пока он будет крыть благим матом женскую подлость, нестись отсюда сверкая пятками. От воплощения задуманного в жизнь меня останавливает только Надежда – его мать. Если я сейчас разочарую эту добродушную женщину, то угрызения совести сожрут меня живьём. Потому что никто и никогда не проявлял ко мне столько заботы, сколько она за полчаса знакомства.

– Сынок, ты совсем ничего не ешь. Зачем нашей Верочке задохлик? – вырывает меня из раздумий вопрос несмолкающей Надежды. Непосредственностью Мася явно в неё, однако мне на фоне отношений в собственной семье такая простота очень даже импонирует. – Куда подевался гроза холодильника?

Лихо, тоскливо глянув на нетронутый кусок торта, морщится и решительно отодвигает от себя тарелку.

– Меня Вера с утра плотно накормила. Не лезет больше.

Врёт и не краснеет.

– Так вы вместе живёте? И ты молчал?! А я гадаю, чего тебе в дедушкиной каморке последний год, как мёдом намазано... – очевидно неверно истолковав мою ироничную усмешку, она смущённо сжимает край шерстяной кофты. – Я сама виновата, не смогла обеспечить мальчикам лучшую жизнь. Что той зарплаты вахтёрши – только на самое необходимое. К сезону навяжу носков шерстяных, продам. Что выручу, тем и богаты. Если бы не Матвей, даже не знаю, как справилась бы. Сынок и крышу новую поставил, и машинку стиральную купил, чтобы я у колодца зимой в ледяной воде не полоскала. Ромку тоже сам одевает, компьютер вот на день рождения подарил, мотоцикл. Ещё со школы весь дом на себе тянет. Кем только не успел поработать...

– Мам, перестань, – напряжённо прерывает её Лихо.

– Вот он всегда у меня стеснительный такой, чуть похвалишь – сразу в штыки. И с девушками также – соседские девочки только во дворе покажутся, а его и след простыл. Я уже, грешным делом, боялась, что Матвейка из этих...

У меня от таких откровений даже чай устремляется носом.

– Мама! – страдальчески стонет Лихо, под мой отрывистый кашель.

– ... Меньшинств новомодных, – продолжает она, заботливо похлопывая меня по спине. – Ну а что мне думать? Даром что ли битый постоянно ходишь?

– Со скейта навернулся, я ж рассказывал.

– Конечно, декабрь самый сезон. Ты скейт с санями то не путай.

– Ой, а вы покажете Матвейкин альбом? – встреваю в надежде съехать с неприятной ему темы. Мне ли не знать отвратный вкус лжи. – Интересно, каким он был в детстве.

– Да хулиганил ещё больше Ромки, – любовно потрепав меня по плечу, Надежда встаёт из-за стола. – Это сейчас, он серьёзный парень... вернее теперь, надеюсь, мужчина...

Приходит черёд Матвея давиться чаем. Ну Надежда, святая простота...

А он? Каков конспиратор! Интересно, я буду так же блаженно-слепа к своим детям?

– Так ты мне девственником достался? – шепчу ехидно, пользуясь тем, что Рома почти сразу ушёл гулять и мы, наконец, остались наедине.

– Цени, сладкая, – в тон мне язвительно отзывается Лихо. – Я тебе поверил, переспал с тобой, теперь не отвертишься. Ты меня испортила, значит обязана стать моей девушкой. По-настоящему.

Смотрю в осунувшееся, юное, но такое серьёзное лицо Матвея, и колючий смешок тонет во взволнованном выдохе. Да, я не принимаю его всерьёз. Вернее, не принимала. Не знаю, в какой момент всё поменялось: в сарае, когда Лихо вместе с кулоном подарил мне часть своего незамутнённого преступностью детства, или прямо сейчас, вместе с осознанием, что он привёл меня не просто в свой дом, а в узкий круг людей, для которых так отчаянно стремится остаться хорошим.

Без понятия, да и неважно теперь. Наша связь итог не одного и не двух дней тесного общения, даже не результат короткого срока, что мы друг друга знаем. Это нечто большее, чем здоровая эволюция чувств от симпатии до привязанности – это какая-то больная зависимость. Просто само осознание грянуло с внезапностью летящей пули.

Отказаться от него, всё равно что себе больно сделать – облиться бензином и подкурить единственную в своей жизни сигарету.

– Мась... – зачарованно тянусь к Матвею, охваченная дурной потребностью подкрепить свои слова поцелуем. – я, кажется...

"Влюбилась" заменяет ёмкое "Сука!" – реакция на пролитый