— В воскресенье пообедаешь с нами? — неожиданно спросила она.

— На выходные я уезжаю в поселок, — ответила я, немного помолчав и не глядя на нее.

— Тогда, может, в следующий раз, — пообещала она самой себе.

Прошло одно воскресенье, потом другое, потом еще и еще…

* * *

Однажды на пасхальных каникулах, когда мы с матерью остались вдвоем на кухне, я рассказала ей о приглашении Адальджизы. Я помогала чистить крутые яйца, которые должен был благословить священник.

— Сходи. Не забывай, что Адальджиза тебя вырастила.

На протяжении многих лет мать не раз делала попытки примирения. По отношению к своей родственнице она испытывала некую пассивную благодарность за то, что та воспитала меня такой непохожей на других ее детей.

— Если бы не она, то, вместо того чтобы учиться, тебе пришлось бы ишачить на ферме. Ты не видела, что такое нищета, нищета — это не просто голод, это еще хуже, — сказала мне однажды мать, и ее слова прозвучали как предостережение. Затем она добавила: — Она сделала ошибку, но нельзя за это от нее всю жизнь нос воротить.

Адальджиза больше не заговаривала о воскресном обеде, но я чувствовала, что мысль о нем постоянно преследовала ее. Мы продолжали видеться у синьоры Биче, а один раз она упросила меня пойти с ней в торговый центр. Ей захотелось потратить деньги, и она купила кое-что для меня и для ребенка.

Мы бродили по торговым секциям и снова, как прежде, выглядели как мать и дочь.

В начале мая она опять позвала меня на обед. Она была необычайно возбуждена, разволновалась, раскраснелась.

— Гвидо хочет познакомиться с тобой, и как можно быстрее, — сказала она, несколько раз энергично сомкнув и разомкнув ладони, словно кому-то медленно и беззвучно аплодировала. — Не отвечай мне сейчас, я позвоню в пятницу.

Синьора Биче посмотрела на нас с ободряющей улыбкой. Когда в пятницу раздался звонок, она на мгновение прикрыла ладонью трубку и сказала мне:

— Иди, для нее это очень важно.

Неожиданно для самой себя в воскресенье утром я оделась особенно тщательно и, одолжив у Сандры тушь и карандаш, подкрасила ресницы и подвела глаза, чтобы они казались больше. Адальджиза вскоре позвонила: ей не терпелось заехать и забрать меня. Но я сказала, что в такую солнечную погоду мне хочется прогуляться пешком.

Ей не понравилось, что я в последний момент нарушила ее планы. Я тронула румянами свои бледные щеки, гадая, для кого я так стараюсь. На автобусную остановку я пришла с опозданием. Адриана уже ждала меня, и лицо у нее было сердитым.

— Ты с ума сошла? Почему бросила меня одну-одинешеньку посреди города? Звонишь мне в закусочную Эрнесто, требуешь, чтобы я немедленно приехала, а сама не приходишь?

Я попросила Адриану сходить на обед вместе со мной: мне не хотелось идти туда одной. На секунду я об этом пожалела. На ней была одежда, из которой она давно выросла, и грязные туфли. И волосы, как обычно, сальные, хотя в воскресенье утром она обычно мыла голову. Он поймала мой взгляд.

— Если бы я стала ее мыть, опоздала бы на автобус.

— Да, точно! Адриана, ты должна сказать, что приехала на автобусе, не предупредив меня.

Я обняла ее. По очереди плюя на носовой платок, мы, смеясь, оттирали ее старые мокасины. По дороге немного поболтали, и я дала ей подробные инструкции.

— Пожалуйста, не говори на диалекте, только по-итальянски. Никакую еду, кроме хлеба, не бери руками, пользуйся приборами. Если не знаешь как, смотри на меня. И жуй с закрытым ртом, не чавкай.

— О боже, мне что-то не по себе. Мы что, идем на прием к английской королеве? Или ты забыла, как эта женщина с тобой обошлась?

— Не волнуйся. Веди себя хорошо, ты же хочешь, чтобы Адальджиза помогла тебе переехать в город.

Путь нам предстоял долгий, но на каждой следующей автобусной остановке Адриана решительно заявляла, что хочет и дальше идти пешком.

* * *

Мы опоздали. Я нажала на кнопку звонка у калитки, послышался незнакомый, более мелодичный сигнал. Ограду тоже заменили: через нынешнюю снаружи ничего не было видно. Взглянув напоследок на потное лицо Адрианы, я посоветовала ей заложить волосы за уши, чтобы было не так заметно, какие они сальные.

— Очень тебе рекомендую, — с нажимом произнесла я.

Щелкнул замок, и мы очутились в саду. Прошли мимо свежескошенного газона, мимо идеальной формы цветочных клумб, мимо маленького деревца, посаженного, видимо, совсем недавно, потому что земля вокруг него была еще рыхлой. У меня пересохло во рту, и сердце готово было выскочить из груди. В дверях стоял мужчина в белой рубашке.

— Мы ждали, что придет одна синьорина, а пришли целых две, — произнес он с улыбкой и мягко, но энергично пожал нам руки, как взрослым.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я и объяснила: — Моя сестра решила сделать мне сюрприз.

— Ну что ж, располагайтесь. Сейчас поставлю еще один стул.

Войдя в столовую, мы робко уселись, стараясь держаться как можно ближе друг к другу, и испуганно затихли. В доме, с виду оставшемся таким же, как прежде, что-то изменилось — неуловимо, но безвозвратно.

— Адальджиза сейчас придет, она занимается ребенком. Он ест ровно в полдень и в это время уже должен спать. Пока что вы можете помыть руки, ванная вон там.

— Спасибо, я знаю, — проговорила я.

Адриана сломя голову помчалась в указанном направлении и с шумом распахнула дверь. Она уже давно хотела в туалет, а я об этом забыла. Освободившись от лишнего, она виновато посмотрела на меня, и я поймала ее взгляд.

— Я упустила пару капель в трусы, надеюсь, вонять не будет, — прошептала она.

Я успокоила ее, но не себя. Она начала восхищенно рассматривать полку со всякими красивыми флаконами, но я выдворила ее из ванной. Поблизости не было часов, я не понимала, сколько времени, и решила, что обедать уже поздно. В гостиной никого не оказалось. Зато из кухни доносились два голоса и пахло одним из рыбных блюд, которые обычно готовила Адальджиза.

В прежней жизни я непременно пошла бы узнать, что у нее получилось, взяла бы кусочек и попробовала. Но теперь, сделав шаг, остановилась в растерянности. Этот дом больше мне не принадлежал. Я была в нем гостьей.

Мне захотелось хоть на миг увидеть свою комнату.

— Адриана, пойдем, я покажу тебе, где была моя спальня, вон там, дверь сбоку.

Адальджиза сказала правду: моя кровать все еще стояла на старом месте. Но исчезли все мои книги, мягкие игрушки, Барби, с которой я не расставалась до первого класса средней школы. Все полки были заняты кораблями в бутылках — разными, большими и маленькими, некоторые были совсем крошечными, с парусами размером с почтовую марку. Один корабль стоял на письменном столе, уже накрытый стеклом, но мачты еще были сложены на палубе, а нитки свисали вниз. Вокруг — множество инструментов: пинцет, стамеска в чехле, другие крошечные приспособления неизвестно для чего.