— К чему мне такая вера, если я с твоим богом покурить по-человечески не могу?

Лао Чжань, прочистив нос, его убеждал:

— Если уверуешь в Господа, то познаешь, кто ты, откуда пришел и куда направляешься.

— Да я и так знаю, что я — забойщик из деревни Цзэнцзячжуан, а хожу я по разным деревням, чтобы свиней забивать.

Лао Чжань заливался краской и, качая головой, вздыхал:

— Да я не об этом. — Впрочем, поразмыслив, он начинал кивать в знак согласия: — На самом деле, ты все говоришь правильно.

Создавалось впечатление, что это не он убеждает Лао Цзэна, а Лао Цзэн убеждает его. На какое-то время Лао Чжань замолкал, и они сидели просто так. Потом тот вдруг начинал свою обработку по новой:

— Но ведь ты же не можешь сказать, что все у тебя на душе гладко.

Этой фразой он попал в точку. На тот момент Лао Цзэн как раз мучился вопросами, стоит ли ему снова жениться и как утрясти вопрос с женитьбой сыновей.

— У каждого есть свои горести, — отвечал он.

Лао Чжань, хлопнув в ладоши, нетерпеливо вопрошал:

— Так к кому же, как не к Богу, обращаться с горестями?

— И как он мне поможет? — интересовался в ответ Лао Цзэн.

— Бог сразу укажет тебе, что ты — грешник.

Лао Цзэн тут же возмущался:

— Что это еще значит? Он меня в глаза не видел и уже заклеймил?

Разговор не клеился; они снова погружались в молчание. Вдруг Лао Чжань делал очередную попытку заговорить:

— Отец Господа тоже был из мастеровых, он плотничал. На что Лао Цзэн, теряя терпение, отвечал:

— Ремесло от ремесла — как гора от горы далеки. Не верю я сыну плотника.

Во время таких разговоров Ян Байшунь не проявлял к Лао Чжаню никакого интереса, зато его помощник вызывал в нем чувство некоторой зависти. Сяо Чжао был из местных парней, ему уже исполнилось двадцать с лишним лет, его папаша торговал луком. В ежедневные обязанности Сяо Чжао входила доставка Лао Чжаня на велосипеде в разные деревни, где тот проповедовал свое учение. Велосипед был французским, марки «Филипс». Когда Лао Чжань был молодым, он разъезжал на нем сам, но спустя несколько десятков лет он состарился, спина его сгорбилась, зрение ослабло, поэтому Лао Чжань взял себе помощника, обучил езде на велосипеде, и теперь тот возил его на проповеди куда угодно. Заслышав треньканье велосипедного звонка, все знали, что к ним пожаловал Лао Чжань. Пока он вещал про свое учение, Сяо Чжао оставался в стороне и, зевая, сторожил велосипед. Иногда он привязывал к велосипеду крепление, на котором привозил с собой несколько вязанок лука, и, пока Лао Чжань проповедовал, шел продавать лук на рынок. Лао Чжань был совсем не против. Сколько бы Ян Байшунь не встречался с Лао Чжанем, его проповеди ничуть его не трогали, зато у него никак не выходил из головы Сяо Чжао, что продавал лук. Когда Сяо Чжао дремал или уходил на рынок, Ян Байшунь внимательно изучал устройство велосипеда. Однажды он даже осмелился подойти и, дотронувшись до руля, заговорить с Сяо Чжао: «Эта штуковина — не игрушка, несется быстрее лошади, новичку на ней точно не усидеть». Этот разговор Ян Байшунь завел с Сяо Чжао не ради велосипеда, ему просто хотелось разведать секрет удивительно свободных отношений, которые сложились между Сяо Чжао и священником. Как так выходило, что пока наставник проповедовал, помощник вместо того, чтобы ему помогать, спокойно уходил торговать луком? Лично у Ян Байшуня отношения с наставником и его женой выглядели как настоящая кабала, и это уже не говоря о том, что он трудился наравне с наставником, а от забитой свиньи ему доставалось несколько потрошков, да и то не им лично отобранных. Вдобавок после целого дня за работой ему еще и отказывали в ночлеге. Поэтому, начав с велосипеда, Ян Байшунь хотел расспросить Сяо Чжао о его отношениях с наставником и Господом, а также о том, как именно ему удалось выстроить такие отношения. Но кто бы мог подумать, что Сяо Чжао не захочет поддержать разговор? Едва Ян Байшунь открыл рот, тот занял оборонительную позицию и, скидывая его руку с велосипеда, пренебрежительно бросил: «Не лапай, а то фонарь замараешь…» Выходило, что забойщик Лао Цзэн мог на равных болтать с проповедником, а Ян Байшунь не мог быть ровней его помощнику. Запомнив такое к себе отношение, в последующие встречи Ян Байшунь стал назло игнорировать Сяо Чжао.

После неудавшегося намерения убить Лао Ма Ян Байшунь больше не стал возвращаться в родную деревню Янцзячжуан. И пусть на самом деле никакого убийства Ян Байшунь не совершил, он уверился, что все-таки способен на это. Причем в своих мыслях он расправился не только с Лао Ма, но заодно и с его сообщниками, то есть с продавцом доуфу Лао Яном и кочегаром Ян Байли. По-настоящему он собирался убить только Лао Ма, но в мыслях первым прикончил Лао Яна, поскольку тот мельтешил перед ним каждый день, пока они готовили доуфу. Перед убийством Ян Байшунь отцу ничего не сказал, ведь он и так-то с ним не общался; просто подкараулил, пока Лао Ян крутился во дворе под фиником, и придушил его же коромыслом. Потом настал черед кочегара Ян Байли, который был большим охотником потрепаться. Поэтому, пока Ян Байли дрых в своем депо, Ян Байшунь его обезглавил, чтобы тот больше никогда не «заливал». И только потом Ян Байшунь дошел до извозчика Лао Ма из деревни Мацзячжуан, оставив самого ненавистного врага напоследок. Поскольку тот был насквозь пропитан всякими коварными замыслами, Ян Байшунь, поравнявшись с ним на дороге, резким ударом ножа распорол его брюхо, так что из него вывалились все кишки. Покончив со всеми своими врагами, Ян Байшунь сжег за собой мосты. В этот раз он покидал дом уже с другими чувствами: если в первый раз он делал это назло, то теперь он уходил совершенно хладнокровно. Но уйти-то легко, а вот куда именно податься, с этим у Ян Байшуня возникли даже большие сложности, чем в первый раз. В уезде Яньцзинь Ян Байшуня на каждом шагу ждали лишь невзгоды, он не мог припомнить ни одного человека, у которого мог бы найти приют. Людей, которых он здесь чем-то обидел, можно было по пальцам пересчитать, однако создавалось ощущение, будто на него обижен весь Яньцзинь. Не ужившись с единицами, он теперь испытывал неприятие ото всех жителей. Так что единственным выходом для него стало покинуть Яньцзинь. На следующий день после истории с Лайси Ян Байшунь, невзирая на сильный снегопад, направился на Яньцзиньскую переправу. Он собрался перебраться на другую сторону Хуанхэ, в Кайфэн, и там устроиться поденщиком. Прежде он никогда не бывал в Кайфэне, а потому и знать не знал, с чего ему там начать и где приткнуться. Ему лишь казалось, что город этот большой, людей в нем много, а значит, и вариантов с работой предостаточно, в общем, там всяко должно быть лучше, чем в деревне. Однако на переправе обнаружилось, что из-за непогоды паромщик Лао Е поставил свою лодку на прикол, а сам ушел домой. Ян Байшунь и рад был бы вернуться назад, но идти ему все равно некуда, поэтому, чтобы переждать снег, он побрел в сторону ближайшей харчевни Лао Юаня. Отодвинув в сторону дверную занавесь из одеяла, он зашел внутрь и увидел троих посетителей, которые расположились у огня прямо на полу. Одним из них оказался Лао Гу, приказчик красильни, что находилась в деревне Цзянцзячжуан, а двое других — его подмастерьями. С Лао Гу Ян Байшунь знаком не был, зато он знал одного из его учеников, Сяо Суна, с которым ходил в частную школу Лао Вана, так что молодые люди признали друг друга. Лао Гу, еще тот упрямец, в канун Нового года вместе с двумя своими учениками отправился в Цзисянь за товаром. Под товаром подразумевались отрезы материи и пряжа, которые он должен был увезти в деревню Цзянцзячжуан для окраски. Но поскольку на обратной дороге из Цзисяня разыгралась метель, переправиться через реку в свою деревню у них не получилось. Поэтому они тоже решили переждать непогоду в харчевне Лао Юаня.