Еще никогда Толли не разговаривал с ней так откровенно. Удивленная его искренностью, Джин осмелела настолько, что рискнула спросить:

— И часто ты размышлял об этом, когда был ребенком?

— О, в детстве я был таким занудой! Зато когда пошел в школу, быстро превратился в пылкого реформатора. Я даже подумывал о том, чтобы заняться политикой.

— А почему не занялся? — спросила Джин и тут же поняла свою оплошность. — Что за глупый вопрос! Я совсем забыла, ведь началась война! Но, может, не поздно сделать это сейчас? — Конечно, не поздно! — усмехнулся Толли. — Вот тогда мы бы побили мистера Дэнкса на его же поле. Во всяком случае, шансы у нас были бы равные!

Джин поняла, что Толли вернулся к своей обычной шутливой манере разговора, и не стала перечить. Она улыбнулась и тоже ответила шуткой:

— У тебя шансов побить его было бы больше!

Разве для тебя есть что-то невозможное?

— А вот это уже лесть чистейшей воды! — довольно хмыкнул Толли. — Хотя слушать — сплошное удовольствие!

В дверь снова постучали, и вошли два портье с вещами.

Толли внимательно осмотрел багаж, тут же, прямо на месте, отсортировал чемоданы своей матери, Джеральда и свои собственные и велел отнести их в соответствующие номера, даже вызвался сам показать, куда именно. Когда он вместе с портье удалился, Джин, немного поколебавшись, подошла к двери, отделяющей ее комнату от апартаментов миссис Мелтон, и тихонько постучала. В ответ она услышала приятный женский голос:

— Входите!

Джин робко приоткрыла дверь.

— Может, вам нужна моя помощь? — спросила она у миссис Мелтон.

Мать Толли сидела возле туалетного столика.

Она уже сняла изящную дорожную шляпку из коричневого велюра, отделанную перьями, и сейчас приводила в порядок прическу.

— Спасибо, дитя мое! — ласково ответила она. — Но сейчас придет горничная и распакует вещи. Она в этом отеле работает уже много лет, и я давно ее знаю. К тому же наш основной багаж еще в пути. Вот когда доставят все вещи, тогда хлопот будет больше.

Действительно, основной багаж матери в сопровождении камеристки Толли отправил поездом, а в самолет они взяли с собой только необходимое.

Миссис Мелтон снова оглядела себя в зеркале и, подавив легкий вздох, встала.

— Толли приглашает нас вниз на чашечку кофе. А после этого я сразу же отправляюсь спать.

— Как вы думаете, мне нужно переодеть ся? — поинтересовалась Джин.

— Только не в вечерний туалет. На вашем месте я бы просто сменила платье. Вы сами почувствуете себя лучше, только и всего. Не думаю, что наши кавалеры позволят вам ускользнуть наверх сразу же после кофе. В такую, с их точки зрения, рань они вас просто не отпустят, как бы вы ни отнекивались.

— Спасибо за совет! — сказала Джин и неожиданно для себя самой произнесла: — Вы не против, если я иногда буду советоваться с вами? Ведь многое для меня внове и так непривычно.

Миссис Мелтон бросила на нее удивленный взгляд, но ограничилась лишь короткой репликой:

— Разумеется, дорогая! Спрашивайте меня обо всем, что считаете нужным.

Она произнесла это просто и с присущим ей очарованием, но Джин безошибочно почувствовала, что мысли миссис Мелтон витают далеко отсюда и она вместе со всеми своими вопросами находится на самой дальней периферии ее внимания. Судя по всему, окружающая действительность с ее повседневными событиями и хлопотами мало занимала миссис Мелтон, если занимала вообще.

Джин вернулась к себе, мысленно поблагодарив мадам Мари, которая буквально силой навязала ей в дорогу платье из темно-синего бархата, расшитое по вороту и на манжетах разноцветными камушками. Платье было очень элегантным, и Джин не была уверена в том, что ей представится возможность хоть раз надеть его. Но получилось иначе. Для подобного случая платье подходило как нельзя лучше.

Джин приняла ванну, сожалея лишь о том, что не может понежиться подольше в теплой воде, благоухающей лавандой и розовым маслом. Но Толли не любит ждать. Джин не хотела опаздывать к кофе. Она быстро оделась, прошлась расческой по волосам. «Быстрее, быстрее», — подгоняла она себя, чувствуя, как в ней нарастает волна радостного возбуждения. И тут же ощутила легкий укол где-то глубоко внутри. Роскошная гостиница, предлагающая клиентам все мыслимые и немыслимые удобства, весь этот мир богатства и комфорта, окружающий ее теперь, — все это не только ново для нее (могла ли она даже в самых своих смелых помыслах мечтать о такой жизни?), но чуждо и даже враждебно. Джин всегда инстинктивно сторонилась показной роскоши и кричащего богатства, которые были здесь на каждом шагу. Но молодость! Молодость брала свое. Разглядывая себя в зеркале, Джин подумала, что она не такая уж и дурнушка, а даже хорошенькая! По телу разлилось тепло удовольствия. Еще совсем недавно она переживала душевный восторг, испытывая почти неземное блаженство от созерцания горных пейзажей, она даже хотела слиться с этой красотой и раствориться в ней. И вот стоит перед зеркалом, жизнь бурлит в ней, наполняя каждую клеточку своей энергией. Она жаждет новых впечатлений, неизведанных ощущений, она жаждет чуда.

Готова! Последний взгляд на себя в зеркало. Джин взяла в руки маленькую бархатную сумочку в тон платью, положила в нее кружевной платочек и устремилась к двери. «Я хорошо выгляжу», — сказала она себе и вдруг подумала о том, что всего лишь полгода назад она мыла лестницу в доме тетки. О, эта бесконечная череда ступенек, покрытых линолеумом! Казалось, им не будет конца. А по утрам она, дрожа от холода, пыталась озябшими руками растопить печь. Но прежде нужно было еще натаскать угля со двора. А бесконечные ночи, когда она не могла согреться под двумя тонкими байковыми одеялами, которые выделила ей тетя, считавшая, что их будет вполне достаточно даже для зимы! И долгая вереница дней, унылых, похожих друг на друга как две капли воды, заполненных лишь работой и домашними хлопотами. А потом события вдруг стали развиваться с калейдоскопической скоростью: смерть тети, тайная помолвка с Ангусом, Лондон и, наконец, все это.

Вся ее жизнь стала иной, и она сама — другая. Будто по взмаху руки невидимого волшебника все так стремительно изменилось.

— Но я ведь счастлива, — прошептала она, и внутренний голос моментально отрезвил ее:

«Вот это — счастье?»

Ответа на этот вопрос у Джин не было. Откуда ей знать, что есть настоящее счастье?! Но мысленно она еще раз сказала себе: «Будь осторожна! Не забывай ни о чем!»

Счастливое выражение тут же сбежало с лица Джин, и она с горечью подумала о том, что помнить — просто, гораздо труднее забыть. Тайна, которая лежала у нее на сердце, давила тяжелым грузом. Порой ей казалось, что бремя чужих грехов неотвратимо преследует ее и от него нет избавления.

«Помни!» Да, она помнит и всегда будет помнить. Более того, свою будущую жизнь она должна прожить в строгом соответствии с этим наказом. Радостное возбуждение сменилось унынием. Она по-прежнему одна, одна в целом мире, и ей не с кем поделиться своим горем. На кого она может опереться, с кем посоветоваться, к кому прийти за помощью? Джин снова подошла к окну. Какое-то время она стояла, любуясь величественно прекрасным пейзажем, чувствуя, как тоска постепенно отступает прочь, а на смену ей приходит спокойствие и умиротворение.