Слова адвоката были как удары острого ножа, поражавшие ее в самое сердце.

Дурстан решил сделать ее независимой! По сути, он готовился к тому, чтобы отделаться от нее!

Комната закружилась у нее перед глазами, и ей пришлось положить руку на стол, чтобы удержаться на ногах.

— Мне не нужны… ни деньги, ни… дом. Адвокат взглянул на бумаги.

— Я знал, что вы так это воспримете, миледи, потому что вы замужем совсем недавно. Вам кажется, будто ничто не встанет между вами, что вы будете жить счастливо, словно в сказке, которая никогда не кончится. — Он остановился и добавил: — Но на основании своего жизненного опыта, накопленного за долгие годы, миледи, я всегда склонялся к мнению, что женщине лучше быть независимой. Что бы ни случилось в будущем, с какими бы трудностями вам ни пришлось столкнуться, вы будете сами себе госпожа и у вас всегда будет крыша над головой.

Лоринда понимала, что он вовсе не хотел задеть ее. В его тоне присутствовала та добродушная нотка, с которой пожилой человек мог беседовать с юной темпераментной девушкой, даже не подозревающей о трудностях и бедах семейной жизни.

Вероятно, мистеру Хикману был известен характер ее мужа, не только сложный, но и непредсказуемый.

Бесспорно, Дурстан не переставал изумлять ее еще с момента их первой встречи, но то, что произошло сегодня, явилось для нее, пожалуй, самой большой неожиданностью. Дурстан, по сути, собирался предоставить ей свободу, отпустить после того, как предпринял столько усилий, чтобы добиться ее руки.

Да, она бы сочла подобный жест щедрым подарком еще неделю назад. Тогда она без колебаний приняла бы деньги и дом и вернулась в Лондон, позабыв о ненависти, которую испытывала, живя в замке. Но теперь все обстояло иначе! Она не могла покинуть его, да и не собиралась этого делать! Девушка быстро приняла решение.

— Благодарю вас, мистер Хикман, за то, что вы приехали, — сказала она. — Мне жаль, что миссия, ради которой вам пришлось преодолеть немалое расстояние, оказалась напрасной — мой муж серьезно пострадал в результате несчастного случая. Пока он не поправится и мы вместе с ним не обсудим этот вопрос, я не могу подписывать никакие бумаги.

— Дворецкий известил меня, что его светлость в слишком тяжелом состоянии, чтобы встретиться со мной, — подтвердил мистер Хикман, — и, конечно, в данных обстоятельствах мне ничего не остается, как только ждать, пока его светлость не выздоровеет.

— Еще раз примите мою благодарность за приезд, — произнесла Лоринда. — Надеюсь, вы отобедаете, прежде чем уехать, а при желании можете остаться на ночь.

Выслушав слова признательности, Лоринда стремительно вышла из комнаты и поспешила наверх в Спальню Короля.

Она испугалась, что дверь окажется запертой для нее и ей больше никогда не удастся увидеть Дурстана Хейла.

Но едва она вошла туда, как Гриббон, сидевший на стуле у кровати, тут же вскочил на ноги.

— Он пришел в себя, миледи!

— Когда?

— Полчаса назад!

— К нему вернулось сознание?

— Да, миледи. Правда, он, похоже, был в легком замешательстве, но говорил вполне отчетливо.

— И что же он сказал?

— Он только спросил: «Черт побери, Гриббон, что со мной случилось?» Я дал ему немного выпить, и он снова погрузился в сон.

— Это означает, что его мозг не поврежден, — сказала Лоринда чуть слышно.

Она опустилась на колени рядом с кроватью, сердце ее пело от радости.

— Благодарю тебя, Боже… благодарю тебя! — прошептала она.

Лоринда мягко взяла последний аккорд, поднялась из-за фортепиано и направилась в Спальню Короля.

Дурстан сидел в кресле с высокой спинкой, и, приблизившись к нему, девушка увидела, что он спит.

Он уже совершил утром прогулку в экипаже, и хотя Лоринда предлагала ему отдохнуть, он с возмущением отказался.

Доктор, посетивший их на неделе, объявил, что больше нет необходимости в его дальнейших визитах.

— Ваш муж здоров, как молодой бычок, миледи, — заявил qh, довольный собственной шуткой, однако добавил, что больному следует щадить себя еще пару недель.

— Как можно больше свежего воздуха, но не слишком увлекайтесь верховой ездой, — таковы были последние предписания доктора перед тем, как он уехал в своей старой двуколке, известной всему графству.

Однако не так просто убедить Дурстана повиноваться. Пока он лежал без сил в кровати, Лоринда была властна над ним, но теперь, едва вернувшись в седло, он вновь склонен поступать по-своему.

Глядя на спящего мужа, Лоринда чувствовала, что любит его все сильнее.

Наверное, это следствие того, что он нуждался в ней, она могла отдавать ему свою нерастраченную любовь и заботу.

Он пришел в себя через неделю после несчастного случая, и ей удалось уговорить его немного поесть, но его состояние все еще оставалось крайне тяжелым. Иногда Лоринде даже казалось, что он вот-вот ускользнет от нее в небытие во время сна и она, подойдя к нему, обнаружит, что его сердце перестало биться. То же самое чувство она испытала, лежа рядом с ним на камнях и сжимая его в объятиях, — как будто она отдавала ему часть своей силы и бивший из нее поток жизненной энергии не давал ему умереть.

Но постепенно Дурстан начинал оправляться от болезни. Ребра, по словам доктора, успели срастись, синяки на теле почти исчезли, затянулась и жуткая рана на лбу.

Он очень мало говорил, и Лоринда чувствовала, что его мучают жесточайшие головные боли.

Он любил слушать, как она играет, и жадно ловил каждый звук, пока нежная мелодия не заставляла его погрузиться в глубокий сон, — так же, как сейчас.

Лоринда намеренно скрывала от мужа все, что могло взволновать или расстроить его. Поверенный в делах мистер Эшвин держал ее в курсе всего, что происходило в усадьбе, стараясь принимать лишь те решения и отдавать только такие приказания, которые одобрил бы Дурстан. Но она твердо решила не обсуждать с мужем никаких спорных вопросов, пока он в достаточной мере не окрепнет.

Она предпочитала делиться с ним новостями о его любимых лошадях и приносила ему из сада огромные букеты цветов. Иногда Дурстан просил ее почитать ему.

Однажды он поинтересовался:

— Кто научил вас так хорошо играть на фортепиано?

— Вы мне льстите! — сказала Лоринда. — Я-то знаю, что это не так. Когда мне было двенадцать лет, я пригласила к себе преподавателя, однако бывали времена, когда отец заявлял мне, что для нас это непозволительная роскошь. Тогда приходилось ждать, пока очередная полоса удачи не позволит мне нанять преподавателя вновь.

— Значит, вы сами выбирали себе учителей, — медленно произнес Дурстан.