На застеклённой, добротно утеплённой веранде с четырьмя раскидистыми фикусами по углам, на праздничной желто-синей скатерти уже пыхтел самовар, были расставлены чашки-блюдца, а на тарелках такие версали громоздились, что ребята застыли: по нынешним временам это зрелище само по себе сгодилось бы в качестве культурного мероприятия, презентации выставки, например.

– Выпить по известным обстоятельствам не ставлю, – понизив голос, сказала эта властная женщина, – но чай-кофе к вашим услугам. Голодными не уйдёте.

Да уж, одного взгляда на этот стол было достаточно, чтобы поверить в роль личности в истории.

Этот талантливый человек, помимо прочего, организовал в совхозе собственную пекарню, которая развозила продукцию, как выразился он сам, «во все стороны света».

Жена и две взрослые дочери председателя сновали вокруг, метали на стол пирожки с тыквой, «да ещё вот попробуйте кулебяку», – счастливые, что отец выкарабкался, что закончился двухдневный кошмар.

Мужик, виновник данного трезвенного застолья, был ещё слаб, хотя, вернувшись к жизни, пребывал в некоторой эйфории. И, видно, слух о выздоровлении «хозяина» уже раскатился по пашням и полям, по рощам, хлевам и птичникам, потому что время от времени в дверях веранды возникала какая-нибудь личность, на цыпочках подплывала к стулу председателя, склонялась к уху и, перекинувшись тремя словами, так же деликатно удалялась.

Гуревич с Лёней наворачивали от души: такой вкуснейшей выпечки они не ели бог знает сколько времени. А свежесть, а сладчайший изюм, а райские дуновения ванили и корицы! Их недавний пациент вполне ожил в застолье, оказался из тех, кого называют душой компании: рассказывал какие-то смешные случаи из эпохи новой коммерции, травил анекдоты, осторожно посматривая на жену, – явно искал прощения.

Спохватывался и вновь принимался благодарить медиков. Видно было: понимал, из чего его вытащили.

После застолья сам пошёл проводить спасителей к воротам, хотя был ещё слаб.

– Ребята, – он многозначительно понизил голос, приобнимая обоих за плечи и слегка опираясь на них, – в таких случаях говорят: «не знаю, как благодарить», да? Но я благодарить умею и знаю, как это делать. Вы не думайте! Подарок в машине.

Когда миновали двор председателевой усадьбы и вышли на улицу, Гуревич заметил, что машина как-то тяжело проседает на рессорах, а водитель Володя, дожёвывая высланный ему со стола пирог, как-то глумливо ухмыляется.

Подошли в сопровождении председателя к машине, открыли заднюю дверь…

Внутри на носилках лежала огромная связанная свинья; косила чёрным глазом, благоухала и недовольно хрюкала.

Оба – Гуревич и фельдшер Лёня – разом отпали от двери с такими рожами, будто в машине лешего увидали, а председатель по их ошарашенному виду понял, что угодил: парни обалдели от его щедрости.

– Не благодарите, ребята, не надо!

– Но…!!! свинь…!!! в скорой по…!!!

– Я понимаю, вы скромные ребята, имею представление о ваших зарплатах, о вашей позорной для страны нищете. Просто примите мою благодарность, поверьте, оно того стоит.

Гуревич с фельдшером Лёней тихо, как ушибленные, сели в машину, Володя тронул, и они выехали на дорогу…

Тут самое время кое-что пояснить.

Пикантность данной ситуации заключалась в том, что скорую может остановить кто угодно в любом месте. Любое происшествие может случиться на пути, где пролегает её маршрут: авария на дороге, выпадение человека из окна пятого этажа, диабетическая кома у старушки, полумёртвый алкаш в кустах. И это значит, что ты останавливаешь машину, вытаскиваешь носилки, обслуживаешь клиента.

Гуревич сидел рядом с водителем Володей, совершенно парализованный происшествием, живо представляя, как их сейчас останавливают, как они открывают машину, где на носилках лежит их магарыч – повязанная свинья. Административные последствия этой мизансцены вообразить и описать было бы невозможно.

Гуревич, натура эмоциональная, вообще терялся в стихийных бедствиях: пожарах, землетрясениях, прилюдном позоре, присутствии живой свиньи в служебной машине посреди рабочего дня. Надо отметить, что и фельдшер с водителем были слегка задумчивы.

– Парни! – решительно воскликнул доктор Гуревич. – Это бред какой-то! Ну не можем мы везти её в город. Куда? Это всё равно что покойника прятать. Как вы это себе представляете: мы выпихиваем её из машины и она идёт по Невскому?

– Зачем – по Невскому? – говорит вдруг водитель Володя. – Что за кощунство! Погоди ты нервничать. Всё это фигня, я отлично знаю, что делать и куда её сбыть. Свинья в наше голодное время – это капитал. Председатель – молодец, умеет благодарить. Надо вот что. Надо её в ресторан везти.

– В ресторан?! – Гуревич почему-то представил свинью за столиком, с подвязанной на шее салфеткой, с полным набором столовых приборов, с горшочком помоев перед рылом.

– В ресторане её примут на ура, – спокойно отозвался Володя. – Там из неё, голубушки, отбивных нахерачат – будь здоров!

Ага… ах, вот как, отбивных… Ну что ж…

Перспектива стала проясняться. Конечно, из свиньи вполне логично настрогать именно свиных отбивных, не правда ли? Хотя Гуревич и ресторанов-то толком не знал, куда с его зарплатой по ресторациям ходить? Но водитель Володя как представитель более обеспеченного и бывалого класса трудящихся рестораны знал, имел там кое-какие связи и вскоре подъехал к задней двери одного из них.

Он вошёл внутрь и вскоре вышел с каким-то дядькой в засаленном, с борщевыми потёками, белом халате. Тот залез в машину, так и сяк поворочал свинью огромными ручищами и сказал:

– Не, не возьму.

– Почему? – вскинулся доктор Гуревич – Отличная свинья!

– На ней штампа нет, – пояснил повар. – У нас с этим строго. А вы как думали? Если в санэпидемнадзоре узнают, что я оприходовал тушу без штампа, меня с работы выгонят.

Дальше скорая помощь со связанным клиентом на носилках пустилась в круиз по разным точкам общепита.

На третьем ресторане Гуревич сам уже выскакивал из машины и, ещё не открыв двери, принимался расхваливать достоинства товара: «Отменная высококачественная свинья! Гордость совхоза! Она там в правлении заседала!». Вскоре он был готов восхвалять голубушку в стихах. Но… ничего не помогало. Хоть бери и рисуй чернилами штамп на розовом боку сей упитанной дамы.

На восьмом, кажется, ресторане он понял, что дело швах. Повезло ещё, что до сих пор они ни одного вызова не получили: может, потому, что выходной и граждане расслаблялись на дачах, а может, на подстанции не особо на них рассчитывали – вызов-то был дальним, тяжёлым, ответственным.

– Ребята, – сказал измученный Гуревич, – дальше так продолжаться не может. Предлагаю выпустить клиентку куда-нибудь на волю, в пампасы… На милость судьбы.

– В пампасы?! Да ты ох. ел, – сказал водитель. – Это ж живые деньги, и какие! Это две твои зарплаты! Ничего, я знаю ещё рестораны, где её возьмут без этого говеного штампа.