В этот момент в глазах самой любимой женщины на свете я увидел что-то… я тогда не понял, что именно на секунду промелькнуло, и лишь много лет спустя осознал, что именно в этот момент моя Дашка умерла, а ей на смену пришла совершенно незнакомая, безумная женщина.

Которая превратит в ад шесть лет моей жизни и один год жизни Ксюши, которая все же стала моей женой. Хотя никакой сложности в этом не было. Даша уехала, сожгла все мосты. А мне было плевать. Ровно до тех пор, пока она не вернулась…

— Братишка, ты что, влюбился?

Голос сестры вырывает меня из раздумий. Я моргаю и смотрю на Настьку, которая смеется, глядя на меня.

— Черт, прости, задумался. Почему влюбился?

— Ты мне в кофе вместо сахара соли бухнул.

— Посмотри, какая нежная. А тебя тренер за кофе с сахаром не отругает?

— Алекс в курсе, что у тебя день рождения, и я нарушу диету. Завтра меня ждет двойная тренировка, но ради суши я готова потерпеть. Поехали? Вова-а-а-а! Ты обещал, что если я победю на этапе, то на твой день рождения мы пойдем есть суши!

— Не победю, а одержу победу. И мы пойдем есть суши. Я сейчас допишу письмо — и поедем.

— Ага, как же, вижу, как ты пишешь. Сидишь и смотришь в пустоту.

— Я обдумываю. Вам, спортсменам, не понять.

— Ой-ой-ой. — Настька показывает мне язык и идет в приемную, менять не удавшийся кофе.

Настасья — один из двух человек во всем мире, за которых я готов отдать жизнь. Она и Машка. Пожалуй, у них один характер, только Машка еще маленькая, а вот Настька уже взрослеет. Если бы ее не было в моей жизни, я бы не грезил о детях. Но она вдруг однажды случилась, маленькая девчонка, которую принесли домой и отдали мне.

Мама умерла при родах. Отец пил. Даня — младший брат — был еще слишком мелким, чтобы понимать, что случилось. И я взялся за Настьку, я нашел ей няню, я же ее и контролировал. Сестра росла рядом со мной, на моих глазах, и тогда я впервые почувствовал, что значит безусловная любовь ребенка. Я мог натворить дел, ошибиться, поступить как полный подонок — а Настька все равно встречала меня радостным воплем «Во-о-ова-а-а!» и с надеждой спрашивала, не принес ли я ей какую-нибудь вкусность.

Я впервые привел ее на каток, я же нашел школу и тренера, куда ее взяли. И до сих пор я не рассказываю никому о том, что когда смотрю трансляции с ее соревнований, испытываю острое желание выключить экран и посмотреть постфактум. Когда вижу, как крошечная фигурка с огромной высоты прыжка падает на лед, мне хочется забрать ее документы из спортшколы и отдать… не знаю, на вязание или макраме.

Но Настька живет льдом. Она по-спортивному упрямая, готова зубами сражаться за место под солнцем. Худенькая, гибкая, пластичная — ей прочат большое будущее и называют надеждой сборной, вот только выйдет из юниорок и сразу к большим победам.



Настька — моя самая важная и далеко не самая маленькая графа расходов. Я трачу кучу денег на ее раскрутку, на то, чтобы ее знали, чтобы она выходила на международный уровень не ноунейм-фигуристкой молодой спортивной частной школы, а Анастасией Никольской — подающей надежды одиночницей, владеющей тройным акселем и готовой дать бой за место в сборной.

И вообще я не праздную дни рождения, но перед ее просьбой устоять не могу. Помню, еще летом, до старта юниорского гран-при я опрометчиво пообещал: вот победишь на этапе, пойдем праздновать. А она возьми да победи — и вот я везу ее в центр, в любимый японский ресторан. Нарушение диеты в середине соревновательного сезона подобно смерти, но я не способен противиться Настасьиному желанию развлечься.

К тому же мне и вправду надо очистить голову и перестать думать о Даше, Ксюше и болоте, в которое я сам себя загнал.

Центр вечером воскресенья не так уж многолюден. После ужина мы бредем по проспекту, Настька болтает о своем, фигурно-женском. Кто у кого шил платье, кто есть конкурент на будущем этапе, кто победит на чемпионате в декабре и как на следующий год ей нужно обязательно выйти во взрослые.

— Вов, ты меня хоть слушаешь?

— Да, ледышка, я тебя слушаю. На следующий год будем думать, что с тобой делать и как продвигать.

— В инсте обосрали мой костюм, — дует губы сестра. — Сказали, я в нем как корова с панели.

Я морщусь. Настька — красивая, компонентная и талантливая спортсменка, но, будь моя воля, я бы давно уже прекратил ее занятия, пусть и с сожалением об утраченных возможностях. Пиар-агент, которого я нанял, ежедневно вычищает из сети тонны хейта и мерзостей. Молоденьких девчонок, пятнадцатилеток, которые борются за медали, под микроскопом рассматривают и обсуждают, не стесняясь в выражениях.

Мне хочется спрятать Настьку от этого мира потреблядства, где всем кажется, будто спортсмены обязаны развлекать публику, будто можно просто так написать в личку несовершеннолетней девчонке, что она бездарная корова и ее потолок — одиннадцатое место из десяти.

Но это часть жизни, часть спорта, и с этим приходится мириться.

— А можно мне на следующий год лезвия вилсоновские?

— Можно, если все будет нормально.

— А костюм от Сатоми?

— Сестреныш, не наглей. Давай ты сначала выйдешь во взрослые, что-нибудь там займешь, а потом и костюм получишь, и лезвия, и даже личную заливочную машину, будешь на ней ездить и соперниц давить.

Настька смеется, прыгает вокруг меня, картинно размахивая руками — движения из ее программы. А я, пожалуй, давно не был таким расслабленным и спокойным. Вечер уже холодный, совсем скоро нагрянет зима. Но листья еще желтые, и в лучах заката центр очень красивый. Дома ждет Машка, сегодня я обещал смотреть с ней «Гарри Поттера» в третий раз. Точнее, она будет смотреть, я — сидеть рядом и работать, и все будет нормально.

— Это что, Ксюха? — вдруг хмыкает Настя.

Я смотрю туда, куда показывает сестра, и чувствую, как из-под ног уходит земля. Да, это бывшая. С каким-то мужиком, бредет по улице, что-то ему активно рассказывает. Они направляются прямо к небольшой кофейне и заходят внутрь.

— У нее новый бойфренд? Ничего себе. Симпатичный. Кстати, почему она не заходит?

— Вот сейчас сама и спросишь, — говорю я, беру сестру за руку и быстро направляюсь к дверям кофейни.



Ксюша

Я прошла, наверное, миллион шагов и если сейчас не упаду в кресло, то умру. И завтра на работу не выйду, останусь умирать от голода и отваливающихся ног. Когда, наконец, сажусь, блаженно улыбаюсь. И не надо мне никакого кофе, только сидеть в мягком кресле, вдыхать божественный аромат выпечки и наслаждаться восхищенным взглядом.

Олег — это не Владимир. Это другой мир, и я не могу сказать, что он хуже того, в котором я выросла. Здесь нет личных водителей, пафосных дорогих ресторанов. Здесь вместо обеда — ролл с курицей и стаканчик смузи на ступеньках в парке. А вместо ужина кофе в крошечной уютной забегаловке из тех, где нужно самой подходить к кассе и делать заказ.