В руководстве сборной произошли большие изменения, что пошло на пользу команде. Confederação Brasileira de Desportos (CBD), или Бразильскую конфедерацию спорта, руководящий орган в нашей стране, все еще возглавлял доктор Жоао Авеланж, но в 1966 году были сделаны соответствующие выводы, и он сменил состав всего технического комитета. Пресса, казалось, тоже понимала, что требовалось преодолеть на этот раз, и вся атмосфера подготовки к чемпионату была гораздо благоприятнее; все понимали, какая масштабная работа нам предстоит, и не относились к победе, как к свершившемуся факту.

Еще одним немаловажным фактором было само место проведения чемпионата. Я очень уважал мексиканских болельщиков, которые всегда хорошо относились ко мне и к «Сантосу». Также никаких неудобств мне не доставляла ни высота над уровнем моря, ни жара в тех городах, где должны были проходить матчи. Хотя, надо сказать, многие критиковали выбор Мексики в качестве принимающей страны.

Несмотря на то, что теперь к чемпионату относились со всей серьезностью, кое-что нас все-таки удивило. В начале 1969-го, например, когда до турнира оставался еще целый год, но подготовка уже началась, Жоан Салданья сменил Айморе Морейру на посту тренера. Салданья был уникальным человеком. Он начал свою карьеру, работая журналистом, очень любил футбол, в частности «Ботофаго», а в итоге оказался тренером клуба. Салданья был умен, остер на язык, а также привнес в работу тренера сборной много нового. Сначала казалось, что это разумная замена. Выбранные в команду игроки выглядели несколько рассеянными, а Салданья был настроен очень решительно. Вскоре он собрал всех и заявил: «Сантос» и «Ботофаго» – лучшие команды в Бразилии. Так что основой сборной будут игроки из этих клубов. Можете говорить, что угодно, но я своего решения не изменю!».

Салданья был очень интересным и всегда шутил. Он страдал от эмфиземы легких, но при этом считался отличным пловцом. Во время тренировок он часто говорил, что несмотря на то что у него было всего одно легкое (а еще он курил и пил), он все равно был в лучшей форме, чем любой из нас. Зачастую Салданья давал мне советы. Будучи журналистом, он устраивал нам импровизированные тренировки работы с прессой. Я не раз слышал от него: «Пеле, тебе надо научиться говорить. Смотри, если мы отправляемся тренироваться, например, в Порту-Алегри, нужно заранее выяснить имя самого известного пекаря и имя местного портного. Потом во время интервью ты должен сказать, что знаешь пекаря с самого детства, а этот портной шьет костюмы твоему папе». Мне эта идея показалась смешной, но он был абсолютно прав. Журналисты любят заставать публичных людей врасплох, поэтому зачастую нам приходилось выдумывать что-то прямо на ходу.

Но прямолинейность и твердость Салданьи стали проблемой. Он не принимал критику, и его взаимоотношения с бывшими коллегами – представителями прессы постепенно ухудшились. Он любил выпить, и во время сборов настроение у него было непостоянным. Однажды он даже угрожал тренеру «Фламенго» пистолетом. В другой раз он подрался с Жоао Авеланжем и проиграл. Когда его убрали с должности тренера сборной, он заявил прессе, что у команды большие проблемы. Он сказал, что Жерсон страдает от проблем с психикой, что у Леау, запасного вратаря, слишком короткие руки, а меня не возьмут в основной состав из-за близорукости.

Конечно, у Жерсона не было никаких проблем – просто у него был немного необычный характер. Леау порой не очень хорошо себя показывал на тренировках, но точно не из-за длины своих рук. А я? Смешно. Обследование показало, что у меня была легкая близорукость. Но такое встречается у многих футболистов, и мне это никогда не доставляло проблем. Теперь я шучу, что если бы не мое зрение, я бы забил две тысячи голов. Пресса, конечно, вовсю это обсуждала, и комментарии о моих физических показателях не утихали на протяжении всего чемпионата.

Авеланж дал работу тренеру Марио Загалло, моему старому товарищу по чемпионатам 1958 и 1962 годов. К тому времени с составом уже более-менее определились, но нужно было внести некоторые изменения. Салданья сказал, что основой команды будут «Сантос» и «Ботофаго», но как насчет хороших футболистов из других клубов вроде Тостао из «Крузейро»? Загалло дал ему шанс – и тогда пресса заговорила о том, что Тостао и Пеле были слишком похожи и потому не могли играть в одной команде. Они жаловались на то, что Ривелино и Жерсон играли на одной позиции, так что логично было бы выбрать из них. Но у Загалло был свой взгляд на ситуацию: «Команде нужны отличные, умные игроки. Давайте попробуем так и увидим, что из этого выйдет».

С Загалло у меня были очень хорошие отношения. «Ты должен понимать, что я не настаиваю на участии, – сказал я ему. – Если есть другой игрок, который справится на моей позиции лучше, не волнуйся, просто делай то, что, на твой взгляд, будет правильно. Я прошу только обо одном: будь со мной честен!» Мне не о чем было волноваться: Загалло был серьезным, искренним, трудолюбивым человеком, и тайных замыслов он не имел. Мы были состоявшимися футболистами, так что нас не надо было наказывать, на нас не надо было кричать и злиться. Более опытные игроки вроде меня, Жерсона и Карлоса Алберто могли дать свои советы касательно выбора игроков, и к нам прислушивались. Но сама идея того, что мы втроем выбирали команду, – полная чушь. Все происходило в атмосфере взаимного уважения и дружелюбия. «Любой уважающий себя начальник должен всегда прислушиваться к подчиненным», – говорил Загалло.

Отборочный этап прошел легко. Мы играли в шести матчах и одержали победу в каждом. Я забил шесть голов, включая один-единственный победный гол в матче против Парагвая, что обеспечило нам путевку в Мексику. Наша сила заключалась в том, что костяк команды остался неизменным, таким, каким его сделал Салданья. Около полутора лет мы играли бок о бок, и мы отлично понимали друг друга. В те времена сборные обычно собирались примерно за два месяца до Чемпионата мира. Но мы долго играли вместе. Думаю, это дало нам огромное преимущество, и благодаря этому команда 1970 года стала лучшей сборной в истории.

Процесс подготовки был очень профессионально организован. Загалло привлек, например, Клаудио Коутиньо и Карлоса Алберто Паррейру (который позже сам стал тренером и привел свою команду к победе на Чемпионате мира 1994 года). Перед началом турнира мы провели в Мексике три недели, чтобы привыкнуть к жаре. Несмотря на ужасное пекло, мы переносили зной легче европейцев, и акклиматизация прошла быстрее, чем рассчитывало наше руководство. Нас тщательно охраняли – когда в полицию Мексики сообщили, что готовится мое похищение, они даже арестовали венесуэльца, который, по их словам, и был главарем. С тех пор полиция стала серьезнее относиться к охране тренировочных лагерей Бразилии и других команд нашей группы, в которую входили Англия, Чехословакия и Румыния.

Мы использовали современные технологические достижения. Дизайн наших футболок был изменен, и теперь у ворота не скапливался пот, а форма каждого игрока изготавливалась по его параметрам. Чтобы добиться этого, провели уникальное исследование – оно было настолько замысловатым, а специалисты так детально проанализировали физиологию каждого футболиста, что над нами даже посмеивались, вероятно, считая, что мы слишком акцентируем внимание на мелочах. Но все и на самом деле было серьезно. Более 90 000 000 человек дома рассчитывали на то, что мы привезем кубок. После катастрофы 1966 года мы могли проиграть только сильнейшей команде, но ни в коем случае не из-за недостаточной подготовки или слабой тактики.