Боже, Гейджу самому нужен психотерапевт. Он так тосковал без Мелоди, что ему не хватало слов, чтобы выразить это.

Он вышел из машины и медленно пошел по траве к дому. Гейдж перевел взгляд на аквамариновое озеро и припорошенные снегом горы. Воздух был настолько холодный и чистый, что его, казалось, можно пить.

Убийца уже где-то здесь?

Неожиданно налетел ветер, зашептался со скрученными широкохвойными соснами, разбросал по траве желтые листья. От холода по коже побежали мурашки. Потом подступил страх. Сможет ли он, Гейдж, справиться с этим? Обеспечить безопасность им всем?

Или он поступил в высшей степени безответственно? Страх усилился. Но это был другой страх. Гейджа мучил вопрос о здоровье собственного мозга, о правильной оценке реальности.

«Нет. С тобой все в порядке. Ты поступаешь правильно. Ради Тори.

Ради Сары».

Его мысли снова вернулись к Саре – Оливии. Гейдж тревожился, что она его узнает, но опасения оказались напрасными. Он не был следователем по ее делу. Из Сюррея приехали большие шишки, сформировали федеральную бригаду и забрали дело себе. Но Уотт-Лейк был в его округе. А он был начальником округа, поэтому находился в курсе всех деталей расследования. Он смотрел записи всех допросов Себастьяна Джорджа и просматривал некоторые беседы с Сарой.

Внешность Гейджа с тех пор тоже изменилась. Тогда он был стройным, почти худым, носил фирменные длинные усы, подкрученные вверх. На голове у него было полно аккуратно подстриженных, темных волос.

Время кого-то меняет очень сильно, кого-то почти не меняет.

Гейдж взял свой мобильный телефон и нашел место перед домиком, где был более или менее приличный прием.

Он набрал номер Мэка Якимы. Гейджу хотелось узнать, что́ они выяснили об убийстве у реки Биркенхед. Его звонок сразу был переведен на голосовую почту. Гейдж убрал телефон в карман и вошел в домик. Внутри оказалось приятно. Чисто. По-деревенски уютно. Тори закрылась в одной из спален. Гейдж развел огонь в чугунной печке и, как только дрова затрещали, постучал в комнату дочери.

– Тори?

В ответ раздался приглушенный звук.

– Я прогуляюсь немного, ладно? Осмотрю окрестности.

Нет ответа.

– Не уходи никуда, пока я не вернусь. Если захочешь поесть, продукты в трейлере.

Молчание.

* * *

Приемно-передающая радиоустановка стояла на зарядке в офисе. Рядом лежал свежий номер «Провинции». На первой странице поместили статью об убийстве у реки Биркенхед. Над заголовком крупными печатными буквами были написаны имя и фамилия Оливии Уэст и адрес ранчо.

Коул пробежал глазами статью. В середине текста обнаружилась врезка, отсылающая к другой статье на странице шесть. Коул открыл газету на указанной странице. Между страницами лежал пластиковый пакетик с жуткой рыболовной приманкой цвета лайма с тремя красными глазами.

Нахмурившись, Коул взял пакет и начал рассматривать приманку. Это не для форели, слишком большая. Скорее для зимнего стальноголового лосося или крупного кижуча.

Коул включил радиоустановку.

– Оливия, это Коул. Коул вызывает Оливию.

Отпустил ключ, подождал, изучая мушку. Дизайн был необычный.

Потрескивало статическое электричество.

Коул снова включил передатчик.

– Оливия? Ты на связи?

– В чем дело? – В ее голосе слышалось раздражение.

– Мой отец требует, чтобы ты пришла.

– Что?

– Майрон хочет тебя видеть.

– Сейчас?

– Да, сейчас. Иначе у него случится сердечный приступ. Он хочет видеть нас обоих в библиотеке, чтобы о чем-то сообщить.

«Вызвал нас к себе, как каких-то школьников».

Оливия пробормотала ругательство, потом сказала:

– Передай ему, что я буду через десять минут.

Коул положил пакет с мушкой обратно, между страницами шесть и семь, и взял газету, адресованную ей. Он отдаст ее Оливии наверху.

* * *

Оливия бросила рацию на сиденье грузовика и посмотрела на дыру в ограде. В руке она держала моток проволоки. Оливии не очень хотелось находиться в этом месте одной, но она решила сделать это сама, бросить вызов своему страху. Провести границу с Коулом. Он откусил слишком большой кусок ее пространства.

И вот теперь он хотел, чтобы она немедленно вернулась в большой дом. Тебе велят, прыгай. Вот так. Мужчины Макдона требуют ее к себе.

Лицо горело. За несколько часов, которые Коул провел на ранчо, он узнал о ней такие вещи, каких никто не знал и не видел. Она вспомнила тепло его руки на своей пояснице. Оливия стиснула зубы, ненавидя себя за то, что обрадовалась этому. Нуждалась в этом. И почувствовала комфорт от того, что кто-то ей помогал.

Она ненавидела себя за то, что находила Коула физически привлекательным. Но с этим она сможет справиться. А вот с состраданием, жалостью, добротой ей не совладать. Они заставляли ее снова чувствовать себя Сарой Бейкер. Изгоем. Жертвой изнасилования. Диковинкой.

Оливия развернулась, бросила проволоку обратно в кузов и широким шагом вернулась к дверце водителя. Она резко остановилась, заметив свежие отпечатки сапог на черной грязи поверх следов шин. Когда она проезжала тут с Коулом, их еще не было.

По спине пробежал холодок. Следы были такого же размера, как и те, которые шли параллельно ее следам вдоль маршрута Эйса. Взгляд Оливии метнулся к дыре в ограде. И следы сапог, и следы шин уходили далеко в лес. У нее снова появилось ощущение, что за ней наблюдают. Она сглотнула.

Потом выругалась. Открыв дверцу, она отодвинула Эйса, села за руль, сняла перчатки и потерла лицо руками. Когда-то она чувствовала себя на ранчо в безопасности. И даже поверила в то, что действительно сможет снова стать нормальной.

Как ее мир мог так быстро измениться?

* * *

Оливия распахнула дверь библиотеки, пояс с инструментами все еще висел у нее на бедрах. Она не планировала надолго задерживаться. Выслушает Майрона, а потом вернется чинить ограду. Она не откажется от этой работы. Порез на лбу пульсировал под лейкопластырем, который Оливия приклеила крест-накрест.

Майрон сидел в инвалидном кресле у камина. Коулу явно было не по себе в кресле с высокой спинкой, стоявшем напротив. Отец и сын. Прошлое и настоящее. Образ неожиданно оказался настолько абсолютным, что застал Оливию врасплох.

– Почему такая срочность? – спросила она Майрона.

– Тебе не следовало этого делать. Я же говорил, чтобы ты ему не звонила. – Майрон мотнул головой в сторону сына.

У Коула заходили желваки. Он сидел, но поза выдавала готовность к сражению, хотя и контролируемую.