Как приходят в разведку? По-разному — кому-то сами чекисты предлагают заняться этим опасным и трудным делом, кто-то изъявляет желание сам… Ирина Каримовна в молодости и представить себе не могла, что станет разведчицей, какой крутой поворот сделает ее судьба. Жизненные планы у нее были совсем иные…

Родилась в небогатой туркменской семье в городе Мары в июне 1920 г. — того самого, когда было принято решение о создании в нашей стране «закордонной разведки», чуть позже — Иностранного отдела ВЧК. Ее отец прошел солдатом гражданскую войну, а затем стал часовщиком, занимался также обработкой ювелирных изделий. Это был великолепный мастер, искусство его было известно далеко за пределами города.

Ирина Каримовна хорошо помнит, как пришли однажды к отцу персидские консулы. Ей было лет восемь, тихонько играла в уголке с куклами, но каждое слово той беседы отпечаталось в памяти на всю жизнь — визит был необычным. Сначала гости расхваливали изделия мастера, а потом предложили ему переехать в семьей в Иран. «Там, Карим-ага, заживете хорошо, богато, мировая слава Вас ждет…».

Отец не спеша допил чай из пиалы, вытер ладонью рот и сказал: — Здесь моя земля, я воевал за нее, бросить ее — все равно что бросить свою мать…

Жили они в глинобитной мазанке, каждую весну и осень отец поправлял ее. В семье было пятеро — мама занималась домом, детьми (у Ирины было еще два брата).

Потом переехали в Ашхабад. Ирина училась в школе, самозабвенно увлекалась самодеятельностью. Но после школы в театральный не пошла — решила стать ветеринаром-хирургом, поступила на рабфак при сельхозинституте.

В ее характере удивительным образом сочетаются, казалось бы, несовместимые качества — кремневая воля и мягкая уступчивость в споре; непреклонность, жесткость, и доброта, отзывчивость, долготерпение; умение полностью перевоплощаться в театральный образ и в то же время оставаться естественной, искренней, обаятельной… После окончания второго курса рабфака Ирину неожиданно пригласили сниматься в кино. Да не подработать в массовке, а стать профессиональной киноактрисой. Работники студии «Туркменфильм» познакомились с ней в доме отдыха, а вскоре последовало приглашение. Она приняла его почти без колебаний — театр и кино всегда манили ее, но казались недостижимой мечтой.

В первом же фильме «Умбар», который вышел за несколько лет до войны, она играла одну из главных ролей — девушку, которую любил Умбар. Неожиданно пришедшая слава (ее узнавали на улице, в магазине, в автобусе) не кружила голову и не смущала, а несколько тяготила, хотя и была все же приятной.

После успешного дебюта Ирину командировали учиться актерскому мастерству в Ленинград, в группу Г.Козинцева и Л.Трауберга. В 1939 г. она вернулась в Среднюю Азию, но не в Ашхабад, а в Ташкент, где на студии «Узбекфильм» ей обещали роль в новом фильме. Подготовка к нему затянулась, а тут грянула война. Ей только исполнился 21 год, мастера кино прочили ей замечательную карьеру, но Ирина не считала для себя возможным оставаться на студии. Она пошла в райком партии и прямо с порога: «Отправьте меня на фронт, иначе я поеду туда сама».

Просьбу (или требование?) удовлетворили, направили в подразделение военной цензуры. Вместе с войсками прошла Украину, Польшу, Чехословакию, встретила Победу в Вене. Затем — демобилизация, возвращение домой, в Ашхабад. Но вскоре последовал неожиданный вызов в Москву. Это было в начале 1947 г.

Она ехала в метро на площадь Дзержинского и гадала: зачем потребовалась она в этом серьезном учреждении? В Ашхабаде предупредили: «О том, куда едешь, никому ни слова».

Хозяин просторного кабинета предложил ей мягкое кресло и быстро перевел разговор на главную тему: — Мы хотим предложить Вам работу во внешней разведке, а точнее, вести разведку за рубежом. Это дело опасное, трудное и сугубо добровольное. Вы можете отказаться, и это будет вполне естественно, все-таки разведка — не женское дело. И предложение это мы делаем в силу крайней необходимости…

Неожиданное предложение. В таких ситуациях люди обычно просят дать время подумать. Но Ирина Каримовна несколько секунд помолчала и вдруг тихо спросила: Я слышала, что, когда наши разведчики возвращаются домой, их уничтожают. Правда ли это? Хозяин кабинета и один из сотрудников, который сидел сбоку от Алимовой и все время наблюдал за ней, переглянулись.

— Что Вы, ерунда какая! Надо же вообразить…

Потом, обращаясь к сотруднику, ее собеседник заметил: — Смотри, какая смелая…

Эта смелость могла дорого обойтись Алимовой. Отнюдь не «ерунду» говорила она. Страшная машина уничтожения перемалывала в те годы и чекистов — сегодня это хорошо известно.

Среди расстрелянных были и многие разведчики, так много сделавшие для нашей страны, с честью прошедшие через неимоверные трудности, опасности и ловушки зарубежных контрразведок и вернувшиеся домой, чтобы вместо благодарности погибнуть здесь оклеветанными. Чудовищно, непостижимо… Вся их «вина» была в том, что они слишком хорошо знали, сколько ошибочных, порой трагических для страны решений было принято сталинским руководством вопреки информации, поступавшей от разведки. Они были очень опасными свидетелями, поэтому и стремились от них избавиться. Кровью невинных написан страшный «афоризм» тех тягостных лет: «Нет человека — нет проблем…».

Алимова не просто слышала, она знала это. И нужна была поразительная по тем временам смелость, чтобы вот так прямо задать столь «острый» вопрос в высоком кабинете. По законам того времени она по существу подписала себе смертный приговор. Не за границу, а совсем в другие места должна была она отправиться после такого разговора. Но везло ей на людей. И в этот раз судьба подарила ей встречу с настоящими чекистами.

Хозяин кабинета сам предложил ей: — Вам, наверное, нужно время, чтобы подумать? — Нет, я согласна, — твердо ответила Алмова… Сорок три года спустя мы пьем чай в небольшой, скромно обставленной квартирке. Старенький телевизор «Темп», простенькая поцарапанная тумбочка, стол впритык к стене.

— Ирина Каримовна, а если бы он Вам тогда сказал, что после возвращения Вас расстреляют, — согласились бы? — Да, — сразу же (видно, об этом думала не раз) сказала она. — Выполнила бы свой долг перед Родиной и вернулась. Все-таки принесла бы пользу…

Признаюсь: этот ответ потряс меня.

Алимова выехала для нелегальной работы за границей лишь спустя несколько лет после того памятного разговора. А до этого была учеба, о которой по понятным причинам рассказывать не буду. Перечислю лишь иностранные языки, которыми она владеет в разной степени совершенства: турецкий, уйгурский, английский, азербайджанский, узбекский. Несколько хуже немецким и персидским. Ну, туркменский и русский, разумеется, не в счет.

О смерти Сталина Алимова узнала, находясь в одной из европейских стран. До отъезда на самостоятельную работу ей осталось всего восемь месяцев.

Осенью того же года, уже в Москве, неожиданно объявили: «Через неделю намечен Ваш отъезд». Она взмолилась: «Дайте хоть повидаться с родными, слетать в Туркмению». Успела побывать в Ашхабаде, сказала своим, что предстоит очень длительная командировка в Закарпатье, в горах почты нет, так что письма будет присылать с оказией, с тем же человеком и ей можно отправить весточку.