— Дакс!

— Да?

Ампаро протянула мне руку.

— Ты не поцеловал мне руку на прощание.

Я почувствовал, как чья-то рука грубо схватила меня за плечо. Вырвавшись, я перевернулся на бок и зарылся в простыни. Они были мягкими и теплыми, мне не хотелось идти в школу. Я даже предпочел бы заболеть.

— Просыпайся Дакс! — услышал я хриплый и встревоженный голос Котяры.

Я узнал эту интонацию. Я слышал ее раньше — в джунглях, в горах. Она обозначала опасность. Я сел на кровати, окончательно проснувшись. За окном еще было совсем темно.

— В чем дело?

Лицо Котяры было встревоженным.

— Отец хочет немедленно видеть тебя!

Я еще раз взглянул в окно, потом снова на Котяру.

— Прямо сейчас?

— Немедленно!

Я вылез из кровати и стал одеваться. Часы показывали два часа ночи. Чувствуя, что дрожу от холода, я застегнул рубашку.

— Его ранило! Он умирает! — воскликнул я. Котяра угрюмо молчал.

Когда он протягивал мне пиджак, я в упор посмотрел на него.

— Это бомба! — На лице Котяры мелькнуло удивление, но я снова заговорил, опередив его. — Холодная бомба! Это убийство!

Котяра быстро перекрестился.

— Так ты знал?

Я схватил его за руку.

— Отец жив? Скажи мне!

— Он жив, но нам следует спешить.

Шофер ждал за рулем большого черного «гудзона», мотор автомобиля работал. Мы сели в машину, и она рванула к президентскому дворцу. Охрана пропустила нас без обычней проверки.

Котяра еще не успел подняться с сиденья, как я уже выскочил из машины и влетел во дворец. В вестибюле было полно людей, я увидел президента, сидящего в кресле в углу. Он был раздет до пояса, врач накладывал ему повязку на грудь. Когда он посмотрел на меня, лицо его было бледным и осунувшимся.

— Где мой отец?

Президент кивнул в сторону апартаментов Ла Коры.

— В спальне.

Не сказав больше ни слова, я побежал туда. В первой комнате — гостиной — мы с Ампаро были накануне. Все здесь было покрыто пылью и осыпавшейся штукатуркой, половина дальней стены вывалилась наружу. Я пробежал через проем, оставшийся от двери, в столовую.

Она была разрушена полностью. Большие окна и двери были вырваны взрывом, столы и стулья разлетелись на куски. На полу все еще валялись тела двух мужчин, но я не стал тратить время и разглядывать их.

Следующая дверь вела в небольшой вестибюль, в противоположной стороне которого была еще одна дверь, охраняемая двумя солдатами. Увидев меня, один из них открыл дверь.

На пороге спальни я остановился. Там уже находились два священника, возле кровати стоял небольшой алтарь, дрожащий свет свечей отбрасывал на стену тень распятия. Один из священников преклонил колени перед алтарем, другой нагнулся над кроватью, поднеся распятие к лицу отца. С другой стороны кровати стоял врач со шприцем в руках.

Ноги мои внезапно налились свинцом. С трудом передвигая их, я вошел в комнату и ухватился за кресло, чтобы немного прийти в себя.

— Папа!

Я подошел к кровати, по щекам у меня текли слезы. Лицо отца было пепельно-серым. Я наклонился, чтобы поцеловать его в щеку, и почувствовал, что она холодная. Отец не шевелился. Я поднял взгляд на доктора.

— Он умер!

Доктор покачал головой.

— Не врите! — крикнул я. — Он умер!

Подсунув руки отцу под плечи, я приподнял его. Отец застонал, и я отдернул руки, словно их обожгло. Левой руки у отца не было. Я посмотрел на доктора.

— А где его рука?

Лицо доктора оставалось невозмутимым.

— Ее оторвало взрывом.

Заметив вспышку света над головой, я посмотрел вверх. В балдахин над кроватью было вделано зеркало, и я мог видеть в нем наши отражения. Я медленно прошелся по комнате. Вся она было отделана красным бархатом и позолотой, на стенах висели картины с обнаженными мужчинами и женщинами, в каждом углу стояли скульптуры, изображавшие мужчину и женщину в непристойных позах.

Отец снова застонал, и я посмотрел на него. На лбу у него выступили капельки пота, доктор наклонился и вытер ему лоб.

— Унесите его отсюда, — сказал я.

— Нет, — возразил доктор, — его опасно тревожить.

— Мне плевать на это! — закричал я. — Унесите отсюда отца! Я не хочу, чтобы он умер в комнате этой шлюхи!

Священник положил мне руку на плечо.

— Сын мой...

Я сбросил его руку.

— Я хочу, чтобы его унесли отсюда! Мужчина не должен умирать в постели шлюхи!

Доктор начал было что-то говорить, но остановился, услышав раздавшийся позади голос. Это был президент. Он стоял в дверях с забинтованной грудью.

— Это его отец, — сказал он. — Выполняйте то, что требует Дакс.

— Но... — попытался протестовать доктор.

— Его перенесут вместе с кроватью ко мне в резиденцию.

Голос президента звучал повелительно. Он сделал знак солдатам, стоящим в вестибюле позади него. Отца накрыли одеялами, понадобилось десять солдат, чтобы поднять тяжелую кровать и отнести в резиденцию. Мы с Котярой молча шли рядом, и только когда кровать внесли в личные покои президента, я повернулся к священнику, сопровождавшему нас.

— А теперь, падре, я буду молиться.

Когда спустя час в комнату вошел президент, уже начинало светать. Он посмотрел на меня, потом подошел к кровати. Я смотрел, как он с безучастным лицом стоит возле отца. Потом он обернулся.

— Пошли, мой воин. Пора завтракать. Я покачал головой.

— Ты можешь оставить его. Он будет жить. Я внимательно посмотрел ему в глаза.

— Я тебя не обманываю, — спокойно сказал президент. — Он будет жить.

Я поверил ему. Президент обнял меня за плечи, и мы вышли из комнаты. В дверях я обернулся. Мне показалось, что отец спит, я видел, как вздымалась и опускалась его грудь под белым покрывалом.

Мы спустились в столовую. Запах горячей пищи защекотал ноздри, и я почувствовал, что голоден. Я уселся за стол, слуга поставил передо мной яичницу с ветчиной, и я начал жадно есть.

Президент сидел в кресле во главе стола. Другой слуга поставил перед ним чашку с дымящимся кофе. На президенте была рубашка свободного покроя, и я не мог видеть, перевязана ли у него до сих пор грудь, но, когда он поднимал чашку, рука действовала неуверенно.

— Ну как, теперь лучше? — спросил он, когда я отодвинул от себя пустую тарелку.