Впрочем, всякие надежды на возможную сделку с Николаем II улетучились задолго до начала революции, в ноябре 1916 года, когда император Германии издал “Манифест о создании Польского королевства” (значительная часть которого расположилась на землях, которые Российская империя считала своими). Чтобы в такой ситуации усадить царя за стол переговоров, требовалась по меньшей мере революция, поэтому вести о восстании в Петрограде были восприняты в Берлине буквально как дар небес.

Согласно одной яркой версии событий, немецкая разведка узнала о событиях в Петербурге, подслушав телефонные переговоры в Хельсинки: в перехваченных телефонограммах командиры русских военных частей пытались выяснить, какому государственному органу им теперь следует подчиняться55. На немецкой стороне тут же возникла лавина шифрованной переписки, в которой предлагались самые разнообразные идеи насчет того, какие военные преимущества можно извлечь из политического кризиса в России.

Решающую роль сыграло предложение немецкого посланника в Швеции Хельмута Люциуса фон Штёдтена. Посол информировал Берлин о том, что нынешние правители России не были едины. Если Германия сейчас устоит перед соблазном немедленного наступления, то верх в Петрограде с большой вероятностью одержат сторонники мира. К числу наиболее знающих информаторов фон Штёдтена относился немецкий социалист Вильгельм Яжон, который мог быть очень полезен Берлину. Некоторых русских товарищей Янсон знает лично, и теперь самое время отправить его к ним для переговоров56.

Однако первым делом следовало перенастроить пропаганду. Немецким агентам было непросто отбросить привычную стратегию, которая изображала Британию злодеем, эксплуатирующим страдания воюющего русского крестьянства. В течение многих месяцев на позиции русских войск забрасывались листовки, в которых говорилось, что единственные, кому выгодна война, – это лондонские банкиры. Когда стало ясно, что с царствованием Николая покончено, появились листовки, обвинявшие британцев в том, что это они вынудили отречься от престола “помазанника Божия”.

Теперь новые листовки призывали русских солдат уходить с фронта и возвращаться домой, чтобы “спасти народ и матушку Россию”. Уже через пару дней стало очевидно, что эта стратегия тоже никуда не годится, и тогда германские пропагандисты решили сыграть на благоговейных чувствах русских православных солдат. В одном из таких документов, попавших в руки Нокса, говорилось, что Германия

готова заключить мир, хотя у нее в этом и нет необходимости; но она готова терпеливо ждать, пока новая и свободная Россия не начнет переговоры о мире в эти святые дни Христова Воскресения57.

Пока в Берлине ждали, что из всего этого выйдет, немецкий посланник в Дании Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, хорошо знакомый с министром Циммерманом, интенсивно работал со шпионами. Вскоре порог его кабинета переступил Парвус. У толстяка по-прежнему были надежные контакты в Петрограде. Будучи социалистом, Парвус имел собственные планы в отношении России (включая вооруженные восстания и массовый земельный передел), но в качестве сторонника Германии он был всецело в распоряжении господина Ранцау. Для себя Парвус, как обычно, попросил денег (аванс в размере пяти миллионов рейхсмарок на финансирование революционной пропаганды), но при этом настоятельно рекомендовал Ранцау поддержать большевиков. За нескольких встреч в Копенгагене он убедил немецкого посланника в том, что помощь “экстремистским элементам” даст возможность ускорить развал России и не более чем в три месяца покончить с войной на Восточном фронте58. При этом надо понимать, что единственный возможный путь для Ленина в Россию лежит через Германию.

Министр иностранных дел Циммерман обожал заговоры. 10 / 23 марта он писал представителю Министерства иностранных дел при Главном штабе Курту фон Лерснеру:

Так как мы заинтересованы в том, чтобы преимущество в России перешло к радикальному крылу революционеров, видится желательным выдать революционерам разрешение на проезд через Германию59.

Военные были вполне с этим согласны, но убедить самого Ленина – это совершенно другое дело. В поисках удобных подходов к лидеру большевиков Парвус обратился за помощью к Фюрстенбергу. Тот, как, вероятно, было известно Парвусу, состоял в ежедневной телеграфной переписке с Лениным; Фюрстенберг был правой рукой Ленина в Скандинавии. Чаще в этот период Ленин писал только Инессе Арманд60.

Во всем, что касалось путешествий, знания и опыт Фюрстенберга были неоценимы. Как только известие о революции достигло Швеции, он вместе с еще несколькими русскими, проживавшими в Стокгольме, организовал комитет по репатриации политических эмигрантов61. Когда Ленин уже совершенно отчаялся найти легальный путь в Торнио, именно Фюрстенбергу он послал свою фотографию (спрятанную в переплет книги) с тем, чтобы Фюрстенберг раздобыл ему фальшивый паспорт62. Вполне естественно, что Георг Скларц, первый агент, которого Парвус и его коллеги подослали к Ленину, назвался представителем Фюрстенберга (тем более что он и правда был его партнером по “Компании экспорта и торговли”).

Однако Ленин был кто угодно, но не дурак. При первом же неверном шаге Скларца – тот предложил Ленину оплатить его поездку – Ленин выгнал его вон, справедливо заподозрив здесь какие-то германские махинации. Немецкий посланник в Берне Гизберт фон Ромберг 21 марта / 3 апреля сообщал в Берлин, что, хотя он сигнализировал этим emigrés о своей готовности к сотрудничеству, с ним никто так и не вступил в контакт – очевидно, потому, что emigrés боялись себя скомпрометировать перед соотечественниками в Петрограде. У немецкого правительства, полагал фон Ромберг, нет другого выхода, как ждать63.

Со дня отречения царя прошло две недели. Русские эмигранты обсуждали возможность возвращения, многие их иностранные друзья предлагали посредничество в переговорах с немцами о помощи. Фракция меньшевиков во главе с Мартовым настаивала на официальном приглашении от Временного правительства, однако большевики отказались сотрудничать с Мартовым.

Французская газета Le Petit Parisien напечатала краткую статью, в которой передавалось заявление Милюкова: всякий русский эмигрант, вернувшийся в Россию с помощью немцев, будет немедленно арестован прямо на границе. Но другой возможности проехать не было. Ленин, словно заправский юрист, составил список условий, на которых он согласится на какое-либо сотрудничество с немцами. В конце марта он (взяв с собой в качестве свидетеля французского журналиста Анри Гильбо) встретился с представителем немецкого посольства. Кроме того, Ленин согласился на посредничество руководителя швейцарских социалистов Роберта Гримма64. В период между 16 / 29 марта и 20 марта / 2 апреля тот четырежды встречался с Ромбергом, однако о Ленине Гримм был невысокого мнения, к тому же его раздражали бесконечные раздоры среди русских эмигрантов. Со 2 апреля Гримм перестал участвовать в трехсторонних переговорах, и начиная со следующего дня на его место заступил швейцарский последователь Ленина – ветеран циммервальдского движения Фриц Платтен.

5 апреля вконец измученный всем этим Ромберг передал полный список ленинских условий в Берлин65. Наиболее заметным пунктом было требование экстерриториального статуса для “русского” вагона66. Фриц Платтен должен был стать нейтральным посредником между пассажирами и их немецкой охраной, и никто другой не имеет права без разрешения входить в вагон. Кроме того, поезд должен был делать как можно меньше остановок и никого из пассажиров не могли высадить по дороге. Паспортного контроля не будет, и никакая дискриминация потенциальных пассажиров на основании их политических взглядов не допускается.