исправностью по сравнению с начинающей, которая медленно и с ошибками выстукивает одним пальцем очередные буквы. Ею отличается также умелый музыкант по сравнению с начинающим, который кое-как водит смычком по струнам.

Чем же в деталях характеризуются различия и успехи с точки зрения исправности? Что отличает «более исправную работу» (в манипуляционном значении) от «менее исправной работы», которую в тех случаях, когда она уже далеко отклоняется от надлежащей исправности, принято называть беспомощной, неповоротливой. Пожалуй, мы не ошибемся, если в качестве элементов «более исправного» в манипуляционном значении действия примем, sit venia verbo (с позволения сказать), большую скорость движения, меньшие усилия при их выполнении, большее приближение исполненного движения к намечавшемуся движению, большую степень автоматизации движения, большую «непрерывность» движения (противоположность «скачкообразности» переходов от фазы к фазе), большую степень уверенности в движениях и объединении их в одно целое. Под соединением в одно целое мы понимаем здесь замену нескольких импульсов одним.

Проверим этот анализ, представив себе его реализацию на отдельных примерах. Разумеется, более исправная машинистка быстрее перебирает пальцами. Однако является ли более исправным тот скрипач, который быстрее исполняет музыкальное произведение, написанное в темпе largo? Отнюдь нет; однако только достаточно исправный скрипач сумеет сыграть prestissimo. Полностью исправным в манипуляционным смысле является только тот, кто применяет оптимальную быстроту, так как он сумеет развить любую быстроту, а значит, и максимальную быстроту в пределах задания и структуры данного органа. Далее, кто более исправен, тот менее утомляется от той же работы, ceteris paribus (при прочих равных условиях), это ясно. И пусть это будет признаком меньших усилий, так как под меньшими усилиями понимаем здесь не меньший нажим мускулов на материал, а то, что выполнение этих нажимов менее утруждает, менее доставляет объективной усталости. Этому в общем соответствуют меньшая субъективная усталость и менее острое ощущение обременяющих усилий, и все это именно при данном определенном объеме физического труда, затраченного на внесение изменений в материал. Исправный велосипедист с легкостью пройдет такую дистанцию, которая для начинающего велосипедиста представляет серьезное испытание.

Все мы ходим исправно — имею в виду нормальных, здоровых людей, не являющихся ни малыми детьми, ни стариками. Но когда-то мы учились ходить и ходили неумело. Тогда мы должны были осторожно испробовать каждое движение при напряженном внимании, как это делает человек, у которого правая рука вышла из строя, и он вынужден учиться работать левой. Теперь мы ходим автоматически, «не думая об этом», и это является одним из показателей достигнутой исправности: чем исправней мы действуем, тем большее место отводится автоматизации в наших движениях, тем в большей степени то и другое некоторым образом «делается само по себе». Так обстоит дело с умением говорить, читать, писать.

В числе элементов манипуляционной исправности мы указывали на приближение исполненного движения к намечавшемуся движению, что можно сформулировать короче, характеризуя более исправную деятельность как более аккуратную, более точную. В этом случае игра на скрипке особенно подходит для иллюстрации. Едва заметное перемещение пальца вдоль струны вызывает вполне уловимые различия в ее звучании. Чем лучше кто-то играет на скрипке, чем он более исправен в этом искусстве, тем «чище» игра, как говорят знатоки, а это означает, что вызываемые им звуки тем менее отличаются от тех, которые предполагались.

Давайте посмотрим на конькобежца, искусного в фигурном катании. Как он плавно чертит коньками узоры на льду и выполняет любые повороты. Или исправный лыжник — как ровно мчится он по склонам холма. А как бегает на коньках или на лыжах начинающий? Его движения угловаты. Эта разница с точки зрения плавности линии движения и плавности при изменении направления неразрывно связана с последней из указанных нами черт манипуляционной исправности — с прогрессирующим соединением в одно целое нескольких импульсов. Оперируя бритвой во время бритья, начинающий делает много мелких движений, а проворный парикмахер бреет быстро, широкими и плавными движениями бритвы. Следовательно, одним движением он заменяет множество движений. Когда-то в многолюдных кафе посетители уплачивали по счетам официанту, и завсегдатаи поражались ловкости, с какой он дает сдачу. Молниеносным движением официант вынимал из кармана, наполненного различными монетами, сдачу и выбрасывал на столик именно такой комплект монет, какой был необходим для сдачи. А какие затруднения со сдачей у начинающего кондуктора трамвая! Подобная разница наблюдается при сравнении исправного, беглого чтения целыми словами с чтением по слогам, с которого обычно начинается обучение.

Этот последний пример мы используем и для другой цели. Он подтверждает, что, рассматривая вопрос о манипуляционной исправности, мы не имели и не имеем намерения ограничивать ее сферу только внешними действиями, а тем более областью «манипуляции» в этимологическом значении этого слова, то есть оперирования руками. С нашей точки зрения, не имеет значения, проявляет ли некто манипуляционную исправность, действуя главным образом с помощью рук или с помощью ног, как упомянутые выше конькобежцы и лыжники. Более того, этот вид исправности представляет также классический пример внутреннего интеллектуального действия, как, например, решение в уме математических задач: выполняющий эту операцию быстро и точно, без напряжения, легко переходит от одной фазы решения к другой. Мы называем манипуляционной исправностью не только исправность руки. Точно так же врач назовет «дисмургией» науку о перевязках, хотя не каждая перевязка является именно перевязыванием, а слово «дисмургия» означает только «умение производить перевязки».

После этого замечания мы не будем уже считать неуместной замену термина «манипуляционная исправность» термином «zręczność» (ловкость), еще более напоминающим о своем этимологическом происхождении от названия руки, когда будем его применять к вовсе не ручным действиям.

Более того, мы позволяем себе говорить о ловкости, или манипуляционной исправности, даже тогда, когда оценка касается вовсе не движения какого-либо органа, но движения целого, состоящего из индивида и управляемого им орудия, или инструмента. Так можно говорить, если мы рассматриваем это целое так, как будто оно является живым индивидом, как будто аппаратура входит в состав организма субъекта, а инструменты являются его органами. Мы говорим: парусная лодка «ловко» выполняет маневр (хотя в строгом смысле его выполняет тот, кто управляет лодкой).

Читатель, наверное, заметил, что несколько раз мы употребили слово «wprawnie» (умело) вместо слова «sprawnie» (исправно) так, как будто эти слова означают одно и то же. Это, конечно, не одно и то же, каждое из этих слов имеет свое значение, но обыкновенно бывает, что исправным является тот, кто является умелым, и наоборот, ибо умение — это ловкость, достигнутая путем тренировок. Говоря о том, что некто делает то-то и то-то умело, мы оцениваем способ его действия с точки зрения пути, каким он дошел до такого умения,