Мне тогда было пятнадцать. Нике — восемь. Уже тогда между нами пролегала пропасть. Она винила меня в том, что я ее бросила, я подозревала, что без участия этой маленькой, но жестокой девочки тут не обошлось. Единственное, что объединяло нас — ненависть к Чокнутой Лоле, а потому ни одна из нас не высказала обвинения вслух. Ника осталась с очнувшимся от восьмилетнего сна отцом, а я через два года сбежала от бабки. До сих пор единственное общение между нами составляли редкие смс, но уже больше года и их не было — наверное, к обоюдному удовольствию.

Так и не дозвонившись до Ники, я поняла, что высунуть нос из деревни все же придется и, чувствуя, как все во мне противится этому, отправилась к участковому — Гришкин уазик, как оказалось, был сломан и уже вторые сутки стоял в гараже полуразобранный.

Участковый корпел над отчетом. В разгромленной комнате было странно пусто — покачивалась на потолке лампочка без плафона (кто и в какой момент его своротил, так и осталось тайной), торчали в разные стороны погнутые прутья решетки, свистело ветром заколоченное окно, под ним угнездился разбитый компьютер и сидел за придвинутым к стене столом одинокий мужчина. Судя по тому, как он разместился — спиной к стене, чтобы видеть все входы и выходы — ему еще не скоро перестанут сниться кошмары. Хотя мне на секунду показалось, будто ничего и не было — настолько картина была рутинной. Оборотни, ведьмы, вурдалаки, а он сидит и корпит над отчетом…

— Если все так и будет продолжаться, скоро сюда пришлют следователей из города, — заметив меня, он отложил ручку и устало сжал пальцами переносицу. — Беглый преступник и труп на руках… За десять лет ничего подобного! У нас тут не райский уголок, конечно, особенно в девяностые было шумно, и перестрелки и трупы… Но писать на них объяснительные было куда как проще…

Он раздраженно фыркнул и с укором посмотрел на меня, словно это я его во все втянула:

— Как прикажете объяснить начальству, почему я всадил четыре пули в беззащитного ГОЛОГО парня?!

— Скажите, что он был под наркотиками? — рассеянно предложила я.

— Экспертиза этого не подтвердит, — отозвался Алексей Михайлович, посмотрел на свою писанину, свирепо сгреб все в кулак и выбросил в стоявшую рядом мусорку. Судя по тому, что та уже была наполовину заполнена — сидел он тут давно. — И есть еще неизвестно как сбежавший задержанный, я же не могу написать: «Превратился в черт знает что и выпрыгнул в окно»? Что, кстати, с ним потом случилось? Вы встретились на мосту — это я уже знаю, но что потом?

Я открыла было рот, но поняла, что отвечать на этот вопрос мне очень не хочется. Если я начну еще и про русалок рассказывать…

Участковый, видимо, что-то такое заметил в моих глазах, потому что побледнел, пальцы сжали ручку так, что та треснула. Этот сухой щелчок заставил нас обоих вздрогнуть. Рассеянно посмотрев на обломки, мужчина, словно что-то решив для себя, с силой провел ладонью по лицу и снова посмотрел на меня:

— Я не хочу знать, — признался он. — Скажите только, мне стоит еще и его опасаться?

— Нет, — довольная, что хоть на один вопрос могу ответить, нигде не соврав, ответила я.

— Ну и слава богу, — пробормотал он, возвращаясь к отчету и выуживая из папки новый бланк. — Одной проблемой меньше.

Однако продолжить экзекуцию над бумагой не вышло — ручка оказалась сломана, а другой в столе не было.

— Может, хватит на сегодня? — миролюбиво предложила я. — Вы устали, только испортите. Пойдемте, есть деловое предложение.

— Что, вы еще с кем-нибудь по пути столкнулись? — тоскливо уточнил участковый, но маяться дурью перестал и открыл дверь в жилую часть дома.

— Можно подумать, только я здесь этим страдаю, — оскорбилась я. — Мне машина нужна. До города. Подвезете?

— Убегаете, Алиса Архиповна? — нахмурился он, садясь рядом со мной. Я облокотилась на стену, стараясь очутиться от него подальше — слишком уж уютное и жалостливое было зрелище, так и тянет позаботиться… Но это мы уже проходили — ничем хорошим не закончится. Тем более теперь, когда он знает, кто я.

— Помогаю, — парировала я, скрестив руки на груди. — Сами же хотели ответов.

Он почесал затылок, посмотрел в сторону кабинета, где лежал так и не написанный отчет и кивнул:

— Ладно, выезжаем завтра в восемь. Надеюсь, вы сможете одну ночь прожить без неприятностей?

Уже выйдя на улицу, я мрачно уставилась на подмигивающие звезды, выдохнула облачко пара и подумала: «Прожить — да, а вот проспать — вряд ли».

Наверное, даже у оборотней есть какой-то предел, после которого мы уже не можем держать оборону. Двое суток практически без сна, купание в ледяной воде, встреча с недооборотнями и потеря крови вымотали меня настолько, что перспектива провести ночь под окном участкового не то, что не трогала меня, она была воспринята абсолютно философски — какая разница, где спать?

Поэтому я перекинулась у себя в доме, предварительно накормив всю живность, перебралась под окно его спальни, где горел светильник, пробиваясь светом из-за ставен, и утрамбовала себе подушку из высохших остатков цветов календулы, в обилии росшей в палисаднике Алексея Михайловича. Не то чтобы это сильно помогло — было холодно и сыро, но в шкуре оборотня это чувствовалось не так остро, а спать хотелось так сильно, что я смирилась и закрыла глаза. Уши продолжали по-прежнему чутко улавливать малейшее движение. Мы это хорошо умеем — спать настороже. Я не решилась оставлять его одного после случившегося. Ведьма наверняка теперь не успокоится, пока не устранит свидетеля ее извращенного ума, обо мне она тоже знает — ну и наглая же тварь! Магичить прямо у оборотня под носом!

Однако даже заснуть толком мне не дали. Поначалу свет в спальне погас и даже кровать скрипнула, но буквально через полчаса я снова услышала движение — участковый долго шуршал в темноте, один раз за что-то запнулся, приглушенно выругавшись, и ушел в кухню. Зажегся свет. Костеря его на чем свет стоит, я оббежала дом по кругу и увидела идиллическую картину: участковый за работой. Бумаги целая стопка, ручки аж три штуки.

Правильно, нам же нечего больше делать, только окрестную нежить на свет собирать?! И меня заодно засвечивать…

Потоптавшись на месте, я увидела в стороне от калитки некое сооружение. В данный момент оно пустовало, что вовсе не означало, что мне от этого было легче.

«Боже, я еще никогда так низко не опускалась…» — разрываясь между стыдом и желанием прикопать участкового, чтобы никто уже не мучился, я полезла в будку.

Единственное, что меня утешало — из нее отлично просматривалось окно кухни и мужчина в нем, в то время как меня заметить со стороны было невозможно.

Сгустившиеся с наступлением ночи тучи снова сыпанули снегом. Сначала мелким крошевом, затем все крупнее и крупнее.

Да, пожалуй, идея с будкой была не так уж плоха.

Я устроилась поудобнее и положила голову на передние лапы.