Как я и ожидал, крестный был донельзя шокирован и удручен.

— Какой позор! — согласился он. — Об этом не может быть и речи.

Этого ни в коем случае нельзя допустить. Вопрос, конечно, крайне деликатный.

Мне нужно время, чтобы обдумать, как взяться за это дело.

Меня охватило нетерпение. Я знал осторожную дотошность крестного во всем, что касается законов.

— У нас нет времени, — сказал я. — Вы знаете кузину Рейчел не так хорошо, как я. С нее вполне станется сказать одному из наших арендаторов:

«Не знаете ли вы кого-нибудь, кто хотел бы изучать итальянский?» И кем мы тогда будем? К тому же через Сикома до меня уже дошли кое-какие слухи. Всем известно, что по завещанию ей ничего не оставлено. Это необходимо немедленно исправить.

Крестный задумчиво покусывал перо.

— Этот итальянский поверенный ничего не сообщил о ее обстоятельствах, — проговорил он. — К сожалению, я не могу обсудить с ним этот вопрос. Мы не располагаем никакими средствами, чтобы выяснить размеры ее личного дохода и имущественные права, оговоренные для нее в ее первом брачном контракте.

— Полагаю, все ушло на уплату долгов Сангаллетти, — сказал я. — Эмброз писал мне об этом. Она не успела уладить свои финансовые дела; еще и поэтому они не приехали домой в прошлом году. Уверен, что она и виллу поэтому продает. Не иначе как по первому контракту ей причитаются жалкие гроши. Мы должны что-нибудь сделать для нее, и не позднее чем сегодня.

Крестный разбирал бумаги на столе.

— Я рад, Филипп, — сказал он, взглянув на меня поверх очков, — что ты изменил свое отношение к миссис Эшли. Перед ее приездом у меня было очень тревожно на душе. Ты заранее настроился на то, чтобы оказать ей холодный прием и ровным счетом ничего для нее не делать. Что привело бы к скандалу.

Хорошо, что ты одумался.

— Я ошибался, — коротко ответил я. — Забудем об этом.

— Тогда, — сказал он, — я напишу миссис Эшли и в банк. И ей, и управляющему я объясню, какие действия мы намерены предпринять. Лучше всего открыть счет, с которого она могла бы каждые три месяца снимать определенную сумму. Когда она переедет в Лондон или в другое место, то соответствующие отделения банка получат наши инструкции. Через полгода тебе исполнится двадцать пять лет и ты сам займешься этим делом. Ну а теперь о сумме. Что ты предлагаешь?

Я на мгновение задумался и назвал сумму.

— Это щедро, Филипп, — сказал крестный. — Пожалуй, даже слишком щедро. Едва ли ей понадобится так много. По крайней мере, сейчас.

— О, ради Бога, не будем скаредничать! Раз мы делаем это, то давайте делать так, как сделал бы сам Эмброз.

— Хм, — буркнул крестный и нацарапал несколько цифр на листе бумаги.

— Ну что ж, она останется довольна. Сколь ни разочаровало ее завещание Эмброза, такая сумма должна искупить любое разочарование.

С какой хладнокровной расчетливостью выводил он пером суммы и цифры, подсчитывая шиллинги и пенсы, которые мы можем выделить из доходов имения вдове его бывшего владельца! Господи, как я ненавидел деньги в ту минуту!

— Поспешите с письмом, сэр, — сказал я. — Я возьму его с собой. А заодно съезжу в банк и отвезу им ваше послание. Тогда кузина Рейчел сможет обратиться к ним и снять деньги со счета.

— Мой дорогой, вряд ли миссис Эшли настолько стеснена в средствах. Ты впадаешь из одной крайности в другую. — Крестный вздохнул, вынул лист бумаги и положил его перед собой. — Она верно заметила: ты действительно похож на Эмброза.

На этот раз, пока крестный писал письмо, я стоял у него за спиной, чтобы точно знать, о чем он пишет. Моего имени он не упомянул. Он писал об имении. Имение желает выделить ей определенное содержание. Имение назначило сумму, подлежащую выплате раз в три месяца. Я, как ястреб, следил за ним.

— Если ты не хочешь, чтобы она подумала, будто ты приложил к этому руку, — сказал мне крестный, — тебе не стоит брать письмо. Днем я пришлю к вам Добсона. Он его и привезет. Так будет лучше.

— Отлично. А я отправлюсь в Бодмин. Благодарю вас, мой казначей.

— Прежде чем уехать, не забудь повидаться с Луизой, — сказал он. — Она где-нибудь в доме.

Мне не терпелось отправиться в путь, и я бы вполне обошелся без встречи с Луизой, но не мог сказать этого. Она как бы случайно оказалась в малой гостиной, и мне пришлось пройти туда через открытую дверь кабинета.

— Мне показалось, что я услышала твой голос, — сказала Луиза. — Ты приехал на весь день? Я угощу тебя кексом и фруктами. Ты, наверное, голоден.

— Я должен срочно уезжать, — ответил я. — Спасибо, Луиза. Я приехал повидаться с крестным по важному делу.

— Ах, понимаю…

Луиза перестала улыбаться, и ее лицо приняло такое же холодное, чопорное выражение, как в прошлое воскресенье.

— Как поживает миссис Эшли? — спросила она.

— Кузина Рейчел здорова и очень занята, — ответил я. — Сегодня утром прибыли все растения, которые она привезла из Италии, и она вместе с Тамлином занимается их посадкой.

— Полагаю, тебе следовало остаться дома и помочь ей, — заметила Луиза.

Не знаю, что с ней случилось, но ее интонация привела меня в раздражение. Она напомнила мне выходки Луизы в те давние дни, когда мы бегали наперегонки в саду: в тот момент, когда я испытывал самое радостное возбуждение, она ни с того ни с сего останавливалась, встряхивала локонами и говорила: «В конце концов, я, кажется, вовсе не хочу играть», глядя на меня с таким же упрямым выражением лица.

— Тебе отлично известно, что я полный профан в садоводстве, — сказал я и, чтобы больнее задеть ее, добавил:

— Ты еще не избавилась от своего дурного настроения?

Она вспыхнула и напряглась.

— Дурного настроения? Не понимаю, что ты имеешь в виду, — быстро проговорила она.

— О нет, прекрасно понимаешь, — возразил я. — Все воскресенье у тебя было отвратительное настроение. Это слишком бросалось в глаза. Странно, что барышни Паско этого не подметили.

— Вероятно, — заметила Луиза, — барышни Паско, как и все остальные, были слишком заняты, подмечая кое-что другое.

— И что же?

— Да то, как легко светской даме вроде миссис Эшли обвести вокруг пальца молодого человека вроде тебя.

Я круто повернулся и вышел из комнаты. Иначе я бы ее ударил.

К тому времени, когда, посетив Пелин и заехав в город, я возвращался домой, моя лошадь покрыла расстояние миль в двадцать. В таверне у городского причала я выпил сидра, но ничего не ел и к четырем часам почти умирал от голода.

Башенные часы пробили четыре раза; я направил лошадь прямо к конюшне, где, как назло, вместо грума меня поджидал Веллингтон. Увидев, что Цыганка вся в мыле, он щелкнул языком.