Подул ветер, покрытые быльем бараки негромко завыли.

— Это проклятый город, — прошептал Киряк.

Ну вот, уже и паникер объявился.

Шагнув к Киряку, я с размаху влепил кулаком по красной перепуганной роже. Киряк не отшатнулся, не вытирая показавшуюся на губах кровь, пробасил:

— Спасибо, конунг.

Стряхнув с кулака красные сопли, я повернулся к Белке.

— Прочесать местность повторно. — (» Кара за нарушение Устава — немедленная ликвидация»), — И еще: при обнаружении нарушителей — стрелять на поражение.

Цепочка бойцов покачнулась, по лицам скользнули тени.

— Всем ясен приказ? — крикнул Белка. — За дело.

Стрелки разбрелись. Я остался с адъютантом.

«Если приказать отряду спешно оставить привал и следовать за дезертирами по неразведанному периметру, это может вызвать брожение среди стрелков, а возможно, и бунт. Не исключено, что Самир на это и рассчитывает».

Проглотив подступивший к горлу комок, я сказал Белке:

— Давай отбой.

Подняв автомат, адъютант выпустил в морозный воздух короткую очередь.

Из-за поросших бурьяном разрушенных домов, перевернутых кверху брюхом ржавых автомобилей, разросшихся деревьев стали появляться группы стрелков. Они приближались, держа наперевес автоматы; пять групп, двадцать пять человек — клочковатые бороды, шрамы и ожоги на лицах, свирепые глаза… Мне стало тревожно. Смогу ли я и дальше управлять этими угрюмыми бородачами?

— Никого, конунг, — сообщил Богдан.

— Они уж далеко, — мрачно заметил Якши. — Небось, к резервации подбираются.

Кое-кто несмело засмеялся: меньше всего можно было ожидать, что дезертиры попытаются вернуться к своим, в резервацию, прямо в лапы ОСОБи. Нет, такие поступки не совершаются с бухты-барахты; Череп — это чаще всего обдуманное, выстраданное действо, с ясной целью и тщательной подготовкой. Вот только как я умудрился проморгать его?

— Молодцы, парни, — кашлянув, сказал я. — Отбой.

— Слава конунгу, — нестройно протянули стрелки и разбрелись.

Со мной, как и положено, остался Белка.

Мы молчали, глядя, как бойцы рассаживаются на обледенелых камнях и кочках, достают из мешков тварку.

Небо потяжелело, стряхивая на землю крупные хлопья. Кромка Джунглей, видная отсюда, исчезла за снегопадом. Нужно спешить. Погода благоприятствовала нам: укрывшись за стеной пурги, мы сумеем незаметно приблизиться к питерам. Если только…

— Конунг, — подал голос Белка. — Как думаешь, Самир и Машенька переметнулись к питерам?

Он что, прочел мои мысли?

— Я разве говорил это?

— Я думал…

— Думать — не твоя забота.

Белка умолк, ковыряя носком ботинка желтый снег.

— Как бы то ни было, нужно спешить, — посмотрев на адъютанта, проговорил я. — Завтра с утра, если метель не прекратится, мы выступаем. Оповести бойцов, пусть почистят и смажут оружие. Перед походом все получат дурь.

5. Западня

Метель не прекратилась, напротив, над городом нависла сплошная пелена; на месте зданий возникли снежные курганы, кое-где из-под сугробов торчали изломанные черные деревья. Тишина и неподвижность подавляли у стрелков всякое желание переговариваться друг с другом. Двигались плотной цепью по заглохшей дороге вдоль остовов домов, напоминающих рассыпавшиеся от древности гробы; впереди, извиваясь, скользила поземка. Нулевой район остался за спиной.

Я сжимал левой рукой цевье автомата, вдавив приклад в плечо. Указательный палец правой руки в черной перчатке замер на спусковом крючке. Ствол до поры до времени глядит вниз, но в любую секунду взметнется и выплюнет в воздух свинец. Выстрелят двадцать шесть бойцов, идущих со мной бок о бок.

— Конунг, — подал голос Белка. — Посмотри-ка.

О, старый знакомый! Огромная каменная фигура, свернутая на бок исполинской силой, со снежными шапками на голове и плечах, указывала обрубком руки в небо. Я где-то уже видел такой же памятник. Живое божество древнего погибшего мира, гневливое и карающее могучей дланью, точно муравьев со стола, смахнувшее с родной земли людей. Ленин.

Этот район на карте был обозначен как «Мертвый» и, правда, даже по сравнению с Нулевым производил гнетущее впечатление. Здесь больше ржавых машин и троллейбусов, бетонных столбов, переломленных, как соломинки; ям, наполненных незамерзающей желтоватой жидкостью. Дома в Мертвом районе гораздо выше своих собратьев в Нулевом: шести, семи и даже десятиэтажные коробки с пустыми глазницами окон, выщерблинами и трещинами на громадных, серых и коричневых, телах. Этот мир не порождал видений, не давал возможности и желания представить, как тут было до Дня Гнева; казалось, — здесь испокон веку ветер волнует поросшие бурьяном развалины и таращится на перевернутые кверху брюхом машины мутный зрак солнца.

Автоматная очередь разорвала тишину. Я обернулся.

— Кто?

Мог бы и не спрашивать: Киряк, идущий третьим в левом крыле цепи, еще не успел опустить дымящийся ствол.

— Какого хера?

— Конунг, — правая часть лица Киряка нервно подергивалась, глаза расширились; он тяжело дышал, — Там…

Я повернул голову, куда указывала рука Киряка в грязно-белой перчатке. В одном из верхних окон трехэтажного здания, явно выбивающегося из общей громадности строений Мертвого района, что-то виднелось. Это могло быть что угодно, — треплемый ветром обрывок красных обоев, какая-нибудь тряпка; возможно, уцелевший после зачистки дикий.

— Киряк, в конец цепи.

Стрелок, опустив голову, повиновался.

— Еще раз пальнешь без приказа — ответишь по Уставу.

Метель усилилась, не давая рассмотреть маячащую в окне находку Киряка. Сердце моё учащенно забилось, во рту появился неприятный привкус.

Это здание только казалось трехэтажным, на самом деле, трехэтажной была небольшая пристройка, а большая часть строения — в два этажа. Желтая штукатурка осыпалась, обнажив серый потрескавшийся кирпич. К черной пасти входа вела бетонная лестница. Я ступил на нижнюю ступеньку и стал подниматься, зная, что бойцы следуют за мной так же медленно и настороженно. Возможно, как и я, они считают каждую ступеньку. Одна, вторая, третья… Восемь ступеней.

Позеленевшая табличка: «Средняя общеобразовательная школа №…». Дальше стерто, но и так ясно. То место, где бывшие учили своих детей.

«Сашка, ты в Devil Port играл? Да? Как на третьем уровне главаря убить? Ну, этого, как его, Вельзевула? Я пробовал, не получается… Слушай, приди ко мне в субботу, а? Вместе пройдем…».

Широкая зала с высокими окнами полна маленьких человеческих скелетов: пустые глазницы, обугленные разноцветные волосы, обрывки одежды на белоснежных костях. Они лежали на полу, сидели, прислонившись к стенам. У высокой кадки с черным деревом, положив друг другу на плечи руки, стояли двое. Именно стояли, и бог весть, что поддерживало их.