Распоряжался в палатке некий Сюй. Тощий, с гнилыми зубами, но весьма уважаемый. Именно Сюй указал Саню и Го Сы места для сна. Спросил, откуда они родом, на каком судне прибыли, только о себе не сказал ни слова. Соседом Саня оказался человек по имени Хао, он рассказал, что Сюй здесь уже несколько лет, с самого начала строительства. Он приехал в Америку в начале 1850-х и сперва работал на золотых приисках. По слухам, намыть в реках золота ему не посчастливилось. Тогда он купил старую хибару, где когда-то жили удачливые старатели. Никто не понимал, зачем Сюй выложил двадцать пять долларов за дом, где жить совершенно невозможно. Но Сюй тщательно собрал с пола всю пыль. Потом снял гнилые половицы и собрал землю из-под дома. А в итоге намыл столько просыпанного золотого песка, что смог вернуться в Сан-Франциско с небольшим капиталом. Он решил уехать в Кантон и даже купил билет на пароход. Но пока ждал рейса, наведался в иные из игорных залов, где китайцы проводили так много времени. Играл и проигрывал. В конце концов спустил и билет. Вот тогда-то он и связался с «Сентрал Пасифик» и стал одним из первых китайцев, принятых на работу.

Все это рассказал Хао. Как он разузнал столько подробностей, невзирая на молчание Сюя, Сань так и не выяснил. Но Хао твердил, что это чистая правда.

Сюй говорил по-английски. Через него братья узнали, что кричали из-за ручья, разделявшего палаточные лагеря. Сюй презрительно отзывался о людях с того берега.

— Они обзывают нас chinks, китаёзы. Это очень пренебрежительное слово. А ирландцы, когда напьются, обзывают нас pigs, то бишь дунь фэнь-яо, свиньи.

— Почему они нас не любят? — спросил Сань.

— Мы лучше работаем, — ответил Сюй. — Старательнее, не пьем, не убегаем. Вдобавок у нас желтая кожа и раскосые глаза. Им не нравятся люди, которые выглядят иначе, нежели они.

Каждое утро Сань и Го Сы с фонарями в руках карабкались вверх по скользкой тропе, что вела из ложбины. Случалось, кто-нибудь, оскользнувшись на обледенелой тропе, падал на дно. Двое мужчин, повредившие себе ноги, помогали теперь готовить еду, которую братья ели, вернувшись после долгого рабочего дня. Китайцы и обитатели другого берега работали поодаль друг от друга. И в ложбину спускались разными тропами, и работали порознь. Десятники все время следили, чтобы они не приближались друг к другу. Иногда прямо в ручье случались драки меж китайцами, вооруженными палками, и ирландцами, у которых были ножи. Тогда съезжались конные надзиратели, разнимали их. Порой в таких драках случались и убийства. Китаец, раскроивший череп ирландцу, был застрелен, ирландца, который пырнул ножом китайца, уволокли в цепях. Сюй твердил обитателям палатки, чтобы они не лезли в драки и не бросали камни. Все время напоминал, что они лишь гости в этой стране.

— Нам надо ждать, — говорил Сюй. — Однажды они поймут, что без нас, китайцев, им никогда не построить железную дорогу. Однажды все переменится.

Позднее, когда они лежали в палатке, Го Сы шепотом спросил, что, собственно, Сюй имел в виду. Но Сань не мог толком ему ответить.

С побережья их перевезли в сухие места, где солнце светило все холоднее. Когда Сюй криком будил их, приходилось спешить, чтобы всесильные десятники не злились и не заставляли их работать дольше обычных двенадцати часов. Холод стоял невыносимый. Почти ежедневно шел снег.

Временами они мельком видели грозного Вана, который сказал, что они его собственность. Он вырастал как из-под земли и так же мгновенно исчезал.

Братья сооружали насыпь, на которой укладывали шпалы и рельсы. Повсюду горели костры, чтобы работать не впотьмах, а заодно и отогреть скованную морозом землю. И над ними постоянно надзирали верховые десятники, белые мужчины с ружьями, в волчьих шубах и шляпах, обмотанных для тепла шарфами. Сюй научил братьев всегда, на любой вопрос, отвечать yes, boss, даже если непонятно, что он сказал.

Костры горели в нескольких километрах. Там ирландцы клали шпалы и рельсы. Иногда доносились гудки паровозов, выпускавших пары. Саню и Го Сы эти исполинские черные тягачи казались драконами. Хотя в рассказах матери огнедышащие чудовища были яркими, красочными, она наверняка все же имела в виду этих вот черных, блестящих гигантов.

Уставали они невообразимо. Когда долгий день подходил к концу, у них едва хватало сил дотащиться обратно в лощину, поесть и рухнуть на свое место в палатке. Сань упорно заставлял Го Сы умываться холодной водой. Сам он испытывал отвращение, если был грязен. К своему удивлению, он почти всегда был один у холодного ручья, обнаженный до пояса и дрожащий. Мылись только вновь прибывшие. От тяжелой работы стремление к чистоте убывало. И в итоге настал день, когда он и сам рухнул спать не умывшись. Лежал в палатке и чуял вонь немытых тел. Ему казалось, он тоже медленно превращается в существо без достоинства, без мечтаний и тоски. В полузабытьи он видел отца с матерью и думал, что ад на родине сменился адом на чужбине. Их заставляли надрываться как рабов, даже родителям так не доставалось. К этому ли они стремились, отправившись в Кантон? Неужто для бедняка нет выхода из нищеты?

В этот вечер, перед тем как уснуть, Сань решил, что единственная возможность выжить — это побег. Каждый день он видел, как кто-нибудь из полуголодных рабочих падал и его уносили.

На другой день он сказал о своем плане Хао, который лежал рядом и задумчиво выслушал его.

— Америка — большая страна, — ответил Хао. — Но не настолько большая, чтобы китаец, как ты или твой брат, сумел скрыться. Если ты говоришь серьезно, то бежать тебе придется до самого Китая. Иначе вас рано или поздно поймают. А что тогда будет, тебе известно.

Сань долго размышлял над словами Хао. Пока что не время бежать или сообщать Го Сы о плане, который он вынашивает.

На исходе февраля в пустыне разразилась сильнейшая снежная буря. За двенадцать часов образовались метровые сугробы. Когда ненастье утихло, ударил мороз. Утром 1 марта 1864 года им пришлось откапываться от снега. Ирландцам на другом берегу замерзшего ручья досталось меньше, поскольку их палатки стояли с подветренной стороны. И теперь они насмехались над китайцами, которые усиливались откопать из сугробов свои палатки и тропинки, ведущие из лощины наверх.

Нам ничего не достается даром, думал Сань. Даже снег к нам несправедлив.

Он видел, что Го Сы очень устал, порой он едва мог поднять лопату. Но Сань решился. Прежде чем у белых вновь настанет новый год, им необходимо помогать друг другу выжить.

В марте на строительство привезли первых чернокожих. Они поставили свои палатки на китайской стороне. Никогда раньше братья не видали черных людей. Одежда у них была рваная, и мерзли они еще сильнее всех прочих. Многие умерли в первое время на насыпи и в лощине. От слабости они падали в темноте, и нашли их лишь гораздо позже, когда снег весной начал таять. К черным относились еще хуже, чем к китайцам, называли их ниггерами, то бишь черномазыми, и произносили это слово даже с большим презрением, чем китаёза. Сюй, всегда проповедовавший сдержанность в отзывах о других людях на стройке, и тот выказывал черным откровенное пренебрежение.