Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня ищут. Но на этот раз у них ничего не выйдет, я сбегу.
Он кивнул, согласившись, и сказал, что я могу идти прямо сейчас.
Но я понимал, что в тот момент не смогу никуда идти, потому что отработал четырнадцать часов и очень устал.
– Чего ты ждешь? – спросил он.
– Я еще не заплатил за пиво.
– Не беспокойся об этом. Иди домой и собери вещи!
Поблагодарив его, я помчался на ферму. Та ночь запомнилась мне как одна из ужаснейших в моей жизни. Каждую минуту я ждал, что секретная полиция вломится в дверь и вытащит меня из постели, чтобы отправить в тюрьму. Когда наконец наступило утро, я был счастлив, что ничего такого не произошло. У меня не было другого выбора, как бежать на Запад. Мне так хотелось остаться с этими людьми и продолжать работать здесь, особенно после того, как они столько сделали для меня. Хозяин дал мне один из своих костюмов и несколько рубашек, чтобы я мог выглядеть, по крайней мере, как культурный человек. Но в тот момент для меня важнее всего была моя свобода. Я понимал, что если останусь, то, скорее всего, еще два года своей жизни проведу за колючей проволокой.
Так случилось, что в этот момент в деревне находились двое мужчин из английской зоны. Я никогда раньше не общался с кем-либо, жившим в английской зоне, но эти двое работали на той же ферме, что и я. В тот день они собирались к себе, и я решил присоединиться к ним. Я попрощался со всеми знакомыми и вместе со своими компаньонами поездом отправился на запад.
Поздно ночью мы сошли с поезда, чтобы пересесть на другой. Со своими сумками мы вошли в зал ожидания, который оказался переполненным. Взглянув на расписание, мы увидели, что наш поезд отходит только утром.
Осмотревшись по сторонам, мы не обнаружили ни одного свободного места. В воздухе висел густой табачный дым. Неожиданно целая семья поднялась со своих мест, и мы, наконец, смогли сесть. Поставив свой багаж на пол, я попытался заснуть, но сделать этого не удалось, потому что эмоции переполняли меня. Мы до сих пор находились в русской зоне, хотя мысленно я уже был в английской. Прошло какое-то время, и я задремал. Мои товарищи заснули раньше, и я слышал их сопенье. Дверь хлопала: люди ходили туда и обратно. Посмотрев наверх, я увидел двух вошедших немецких железнодорожных полицейских. Сердце забилось сильнее. Все же я считался беглецом. Они начали проверять документы с противоположного конца зала. Я понимал, что не смогу уйти, не вызвав подозрений.
Сейчас они уже приближались к нам. Несмотря на панику, овладевшую мной, я склонил голову и притворился спящим. Они подошли так близко, что я ощутил запах их новой формы. Приоткрыв глаз, я увидел, как один из них трясет за плечо моего соседа. Он выглядел смущенным, но потом полез в карман. Я не осмелился взглянуть на полицейского и продолжал сидеть, не поднимая головы. Мои щеки покраснели, но я не шевелился, потому что боялся выдать себя. Нашего второго друга так же проверили.
– Откуда ты? – спросил полицейский.
– Из английской зоны.
– Что ты делаешь здесь?
– Мы приезжали навестить друзей, а сейчас возвращаемся домой.
– А этот, третий, кто? – Я чувствовал, что речь идет обо мне.
Затем кто-то потряс меня за плечо. Я понимал, что придется «проснуться», но также знал, что, глянув в лицо полицейского, не смогу сдержать эмоций и тогда все будет кончено. Я могу снова оказаться в России.
Неожиданно хлопнула дверь. Еще один полицейский вошел в зал. У меня сердце ушло в пятки.
– Идите проверять состав с углем, – закричал полицейский.
Я не мог поверить в это! Когда оба проверяющих вышли из зала, словно тяжелый груз свалился с моих плеч. Утром мы беспрепятственно сели на свой поезд.
Наконец мы подъехали к станции, где поезд сделал остановку, а уже оттуда должен был следовать на запад. На этот раз пересекать границу было не так сложно. Несколько полицейских обыскали поезд, проверив, нет ли у кого с собой алкоголя, потому что именно его наиболее часто перевозили незаконно. Западная зона начиналась всего через три километра. В этом месте двое полицейских проверили нас. Один из них прицепился ко мне, спрашивая, куда я еду. Я ответил правду, сказав, что собираюсь навестить своих родственников. Он проверил мой паспорт и потребовал открыть чемодан. Исследовав его содержимое, он произнес то, что я больше всего боялся услышать.
– Мы только сегодня получили список фамилий. Полиция Восточной Германии разыскивает тебя.
Я был в шоке, когда он произнес эти слова. Но он продолжал говорить, и я начал понимать, о чем идет речь.
– Некоторые предметы одежды, лежащие в твоем чемодане, были украдены в Восточной Германии. – Он назвал место, где я якобы работал, и деревню, в которой я никогда не жил. Я облегченно вздохнул, потому что его информация была неверной.
Пока мы спорили, доказывая друг другу каждый свое, другой охранник толкнул его и произнес с улыбкой:
– Поезд уже отходит, не придирайся!
Я снова упаковал свой багаж. Поезд набирал обороты. Почему-то мне вспомнились слова пожилой женщины, работавшей у нас: «Да благословит тебя Господь, Хорст».
Потом я подумал об одном заключенном, сказавшем мне как-то: «Мы должны выжить».
Пересекая границу Западной Германии, я прощался со своей прежней жизнью. Я сказал «до свидания» Востоку и всему остальному миру. Позади осталась кровь, но кошмары, пережитые в те дни, так никогда и не покинули меня.
Было даже забавно сидеть в поезде и не ощущать, что за тобой следят. Первым местом, где я остановился, был Ганновер; там жили наши родственники. Приехав в разрушенный город в полночь, я решил остаться до утра на вокзале.
Шел 1947 год, и сюда приезжали тысячи и даже миллионы людей, надеясь найти здесь новую жизнь.
Толпы людей наполняли вокзал, и я заметил, что многие идут в бомбоубежище, находящееся внизу. Привыкнув следовать за толпой, я пошел за остальными. Там уже находились сотни людей; кто-то лежал на полу, кто-то стоял, кто-то сидел. Я очень устал и решил лечь. Вынув какие-то вещи, я подложил их под голову. Хотя полицейский следил за ситуацией, оставлять вещи без присмотра было небезопасно.
Я встал около четырех часов утра и отправился к дому своего дяди.
Эта ранняя прогулка не доставила мне удовольствия. Все дома, и частные и городские, были полностью разрушены после бомбежек. Кучи мусора высотой в несколько метров лежали на улицах. Ямы на тротуаре были забиты грязью. Некогда огромный особняк теперь словно привидение зиял черными дырами вместо окон. Освещалась только центральная улица. Все остальные были погружены во тьму.
Уж точно не такой Запад я ожидал увидеть. Вместо процветающих районов я увидел мусорные свалки. Вместо хорошо одетых людей – обносившихся заключенных. Вместо дружелюбных людей повсюду мелькали настороженные чужаки. Я был обескуражен и так сильно разочарован, что чувствовал готовность немедленно вернуться к своему хозяину в восточную зону. Но едва достигнув дома, я до утра заснул крепким сном.