Может быть, поэтому он и пришел к Таниному подъезду. Ниточку проверить.

– А что в таких случаях говорят? – услышал Калачев свой голос.

Таня приподняла бровь и пренебрежительно дернула плечом. На молодого человека повеяло холодом. Показалось даже, что зажатые в руке фиалки сморщились.

– Уже ничего, – твердо ответила девушка.

Журналист кивнул. Что ж, глупо было ожидать другого. Ему стало грустно. Терять кого-то всегда грустно. Но сейчас ниточка между ними обрывалась по собственной воле. Это было правильно. И почти не страшно.

Он протянул Татьяне букет и сказал:

– Тогда только это.

Когда девушка взяла цветы, Саша повернулся и зашагал прочь.

Солнце все так же лило с неба белое золото, которое брызгало на листья и тротуары. Прозрачный воздух звенел чириканьем птиц, растущим шумом проснувшегося мегаполиса, обрывками музыки из окон. Жизнь казалась желанно-привычной. Весь остальной мир ютится где-то там, за непостижимо далеким горизонтом.

Таня посмотрела, как ее бывший вышагивает по тротуару. Такой же болван, уверенный, что весь мир чем-то ему обязан. Цветы эти дурацкие притащил зачем-то… Первым порывом было выбросить их в урну у лавки. Но что-то удержало. Девушка снова взглянула Калачеву вслед, но его силуэт уже растворился в обжигающем потоке утреннего солнца.

И от бывшей любви не осталось ничего, кроме еле уловимого аромата фиалок.