По телефону Карен предупредила Хейзл, что она будет дома через десять минут, и, как бы между прочим, но приказным тоном, попросила ее собрать Неда для прогулки. Дескать, она решила взять его с собой в клуб поплавать и съесть мороженое. Нет, ей ехать с ними необязательно. Но все равно спасибо.

Потом задумалась, не рискнуть ли ей заскочить наверх в детскую — захватить «защитное» одеяльце Неда и кое-что из мелких вещей; но как это сделать, чтобы сучка Хейзл не забила тревогу?

У выезда на дорогу она сбросила скорость.

Но перед самым поворотом пришлось резко нажать на тормоза: путь ей перегородил серый «линкольн», который как раз выруливал с Уитли-роуд на подъездную аллею Хейнса.

Карен, не раздумывая, дала задний ход, но тут же вспомнила, что другого выезда нет. Тогда она заблокировала дверцы, включила на полную громкость радио, кондиционер и нажала на сигнал. Задняя дверца «таункара» открылась, и из-за нее показался Виктор Серафим. Медленно обойдя машину, он подошел к «вольво» и постучал в окно. Она продолжала смотреть прямо перед собой. Сердце оборвалось.

— Опоздаете, Карен, — услышала она его голос, на секунду оторопев от того, что он прозвучал подозрительно ясно, — если мы не вызволим вас из этой переделки.

Серафим стоял, пригнув голову к открытому окну «вольво», чуть не касаясь губами ее уха.

«Яркость не убавить?» — спрашивали обычно в Кэре, где постояльцы часто смотрели телевизор в дневное время.

В сумрачно сером салоне «линкольна» пахло сигарами и затхлым потом с примесью чего-то сладковатого — Карен никак не могла понять, чего именно, — замаскированного дешевым цветочным освежителем воздуха, да еще отдающего лекарствами, — запах, вызывающий тошноту, когда к нему принюхиваешься.

Застыв от напряжения, Карен сидела по другую сторону мягкого кожаного подлокотника, отделявшего ее от Виктора Серафима, который протягивал ей хрустальный бокал «Чиваса»,[32]обернутый пикейной салфеткой. Она была слишком напугана, чтобы отказываться от виски. Джо, зажатому на переднем сиденье между Донатом и водителем, выпивки из мини-бара не предложили. Время от времени она встречала его взгляд в параболическом зеркале заднего вида, вытянутом во всю ширину лобового стекла, но информации для обмена у них не было. За Джо Карен боялась больше, чем за себя.

Виктор не стал говорить, куда их везут, пообещав только, что поездка будет иметь «сугубо воспитательный характер». После того как они выехали из Интерборо у Хайленд-парка, Карен перестала искать ориентиры. Заштатные жилые кварталы Бруклина и Квинса (она понятия не имела, в каком из этих районов они находятся) мало чем отличались один от другого.

За полчаса езды никто не проронил ни слова.

Донат, чуть не лежавший на переднем сиденье, закинув ногу на приборный щиток, поглядывал в длинное зеркало на Виктора и Карен; его колючие маленькие глазки, словно говорившие «Ха, так я тебе и поверил!», щурились на них из-под паруса жирных волос.

— Будь добр, выключи эту херню, — сказал Серафим в зеркало.

Глухарь подался вперед и вырубил самый крутой хит Мэла Торме,[33]разрывавший динамики.

— Собираются отвалить тебе кусок?

Серафим говорил по телефону.

— С кого поиметь?

— Хочешь совет, Хэролд? Затихарись-ка у себя в Бруклине, пока не получишь бабки.

— Я люблю, чтобы у меня все было честь по чести — по чести, приятель. А ты мурыжишь меня уже больше трех недель. У меня тут все записано, Хэролд. Хэролд, я начеку.

Во время беседы он не сводил глаз с Карен: мало ли, вдруг она не поймет, что отчасти он разыгрывает это представление для нее.

— Навар? А каковы шансы, что ты будешь при деньгах?

— Ты меня огорчаешь, Хэролд.

Виктор прикрыл рукой микрофон.

— Он Д-О-М-А, — по буквам произнес он глазам в зеркале.

Потом отставил трубку в сторону, как бы показывая Карен, что чего бы Хэролд ни наговорил, это ровным счетом ничего не изменит.

— Как вам нравится это пресмыкающееся? Вот с кем приходится иметь дело. Так и проходит жизнь — в разговорах со всякими слизняками.

Карен покачала головой, снова уловив тот же медицинский запах, только теперь более сильный.

— Он приносит мне свои извинения, Карен, — закрутился, мол, совсем… вот, послушайте. — Виктор на секунду приставил трубку к уху Карен, так чтобы она могла расслышать скорбную литанию на том конце провода, после чего вернулся к разговору. — Это что, «бензиновые» деньги? Кого ты обманываешь, Хэролд? Или я не знаю, что ты покупаешь власть?

Потянуло какой-то гнилью, как от грязных бинтов.

Машина теперь еле ползла.

— Хэролд, даю тебе срок до полудня, иначе, сучий потрох, тебя будут избивать каждую неделю, пока я не получу свои деньги. Каждую неделю я буду отрезать по куску от твоей жирной туши, педрила вонючий. Жирный вонючий педрила.

Он отключил телефон и с довольным видом откинулся на спинку сиденья, легонько похлопывая рукой по подлокотнику.

— Приехали, Рой?

«Линкольн» вырулил на обочину и остановился напротив обветшалого викторианского особняка, затененного платанами; заросший передний двор был похож на свалку: брошенные игрушки, заржавелые инструменты, останки хозяйственно-бытового оборудования. Старая рама для лиан, оккупированная сорняками, вернула мысли Карен к Неду. Должно быть, он уже собрался за прошедшие тридцать минут и стоит на парадной лестнице в Эджуотере, с нетерпением ожидая услышать шум ее автомобиля.

На почтовом ящике значилась фамилия НЕСПАСИБО.

Водитель глянул в зеркало заднего вида и кивнул: приехали.

— Так чего же вы ждете?

Рой-Рой что-то прогукал, и в зеркале быстро-быстро замельтешили его толстые пальцы.

— Он никуда не денется, — заверил его Виктор. — Правда, мистер Хейнс?

Джо только покачал головой.

— А теперь послушаем музыку. М-У-З-Ы-К-У!

Донат врубил звук. Его напарник извлек откуда-то свинцовый прут длиной сантиметров тридцать и вложил его в номер «Нью-Йорк таймс», свернув газету трубочкой.

Потом парни вышли из машины и поспешили к парадной двери.

На звонок вышел мужчина средних лет, в плавках, с банкой пива в руке. Карен видела, как выражение удивления на его пухлом, красном лице сменилось страхом, когда он узнал гостей и попытался захлопнуть дверь, но оказался недостаточно расторопным.

Вытащив хозяина дома во двор, ребята повалили его на землю. Рой-Рой уселся ему на спину, пихая его лицом в траву, а Донат занялся его руками. Градом посыпались тупые короткие удары газеты с «начинкой». Донат бил по одному и тому же месту, чуть выше пухлого, в ямочках, локтя жертвы.