Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заметив меня, он нахмурился и указал на соседнюю табуретку.
Человек я дружелюбный, никого не люблю обижать, вот и не нашел повода отклонить предложение, даже если оно исходило от русского, возможно, потенциального убийцы, которого слишком уж интересовали причины моего появления в гостевом крыле аббатства.
— Как идет ваше духовное обновление?
— Медленно, но плодотворно.
— Раз уж кактусов здесь нет, мистер Томас, во что вы будете стрелять?
— Не все повара блюд быстрого приготовления медитируют под пистолетные выстрелы, сэр. — Я откусил кусок сэндвича. — Некоторые предпочитают метать ножи.
Романович продолжал покрывать глазурью первый из пирогов.
— Я вот нахожу, что выпечка успокаивает и настраивает на размышления.
— Так вы сами испекли пироги, не только покрываете их глазурью?
— Совершенно верно. Это мой лучший рецепт… пироги с апельсиново-миндальной начинкой и глазурью из темного шоколада.
— Звучит неплохо. И сколько людей на текущий момент вы отравили своими пирогами?
— Я давно потерял счет, мистер Томас. Но все они умерли счастливыми.
Сестра Реджина-Мария принесла мне стакан кока-колы, я ее поблагодарил, а она сказала, что добавила в стакан две капли ванили, зная, что я люблю привкус ванили.
— Вы всем нравитесь, — заметил Романович, когда сестра отошла.
— Скорее нет, чем да, сэр. Они — монахини. И должны со всеми ладить.
В лоб Романовича, вероятно, был встроен некий гидравлический механизм, позволяющий очень уж низко надвигать брови на глаза, когда настроение русского ухудшалось.
— Обычно я с подозрением отношусь к людям, которые всем нравятся.
— В добавление к импозантной фигуре вы еще и на удивление серьезны для верзилы.
— По рождению я — русский. Мы иной раз бываем серьезными.
— Я все время забываю о вашем русском происхождении. Вы настолько лишились акцента, что люди принимают вас за уроженца Ямайки.
— Вы, наверное, удивитесь, но никто и никогда не спрашивал меня, родился ли я на Ямайке.
Он закончил покрывать шоколадной глазурью первый пирог, отодвинул его в сторону, поставил перед собой второй.
— Вы знаете, кто такой верзила, не так ли?
— Верзила — это уроженец штата Индиана или живет там.
— Готов спорить, именно так об этом слове написано в толковом словаре.
Он промолчал. Продолжил покрывать глазурью второй пирог.
— Поскольку вы по рождению русский и сейчас не живете в штате Индиана, то никакой вы не верзила.
— Я — эмигрировавший верзила, мистер Томас. Когда вернусь в Индианаполис, то тут же стану настоящим верзилой.
— Став верзилой, остаешься им навсегда.
— Совершенно верно.
Маринованный огурчик так приятно хрустел на зубах. Я задался вопросом, а не добавил ли Романович чего-то смертельного в маринад в банке с огурчиками.
— В Индианаполисе разветвленная сеть публичных библиотек, — указал я.
— Это точно.
— А также восемь университетов и колледжей, в каждом из которых есть своя библиотека.
Не отрывая взгляда от пирога, Романович сменил тему:
— Вы только в носках, мистер Томас.
— Так удобнее шпионить за людьми. При таком количестве библиотек в Индианаполисе легко найти место библиотекаря.
— На самом деле конкуренция в нашем деле огромная. Если бы вы надели резиновые боты на «молнии» и вошли через раздевалку, которая примыкает к кухне, то доставили бы сестрам меньше хлопот.
— Я скорблю о том, что испачкал пол монастыря, но мне недостало ума захватить с собой пару резиновых бот на «молнии».
— Как странно. Вы производите впечатление молодого человека, который всегда все предусматривает.
— Это только впечатление, сэр. Обычно я действую по обстановке. Так в какой из этих многих библиотек вы работали?
— В Библиотеке штата Индиана, которая расположена напротив Капитолия, в доме сто сорок по Северной Сенатской авеню. В этой библиотеке более тридцати четырех тысяч наименований книг, как об Индиане, так и написанных писателями из Индианы. Библиотека и генеалогическое отделение работают с понедельника по пятницу, с восьми утра до половины пятого вечера, с восьми тридцати до четырех по субботам. Закрыты по воскресеньям и в дни праздников, национальных и штата. Экскурсии проводятся по предварительной договоренности.
— Совершенно верно, сэр.
— Само собой.
— Третья суббота мая, день ярмарки округа Шелби, я думаю, в Индианаполисе самый знаменательный день в году. Вы согласны, сэр?
— Нет, не согласен. Третья суббота мая — день фестиваля цимбалистов в округе Шелби. Если вы считаете, что концерты местных и получивших национальную известность цимбалистов собирают огромные толпы зрителей и проводятся на многотысячных аренах, то вы — еще более особенный молодой человек, чем я думал ранее.
Какое-то время я молчал, дожевывая сэндвич.
Когда я облизывал пальцы, Родион Романович спросил:
— Вы знаете, что такое цимбалы, не так ли, мистер Томас?
— Цимбалы, — ответил я, — это музыкальный инструмент с деревянным корпусом трапецеидальной или прямоугольной формы с натянутыми металлическими струнами, по которым бьют палочками или колотушками.
Мой ответ его определенно повеселил, хотя лицо и оставалось мрачным.
— Готов спорить, именно так об этом слове написано в толковом словаре.
Я ничего не ответил, только долизал пальцы.
— Мистер Томас, вам известно, что в эксперименте, за которым следит человек, субатомные частицы ведут себя иначе, чем в точно таком же эксперименте, который проходит без наблюдателя, и результаты анализируются после его завершения?
— Конечно. Все об этом знают.
Он приподнял одну из кустистых бровей.
— Все, вы говорите. Тогда вы понимаете, что сие означает.
— По крайней мере, на субатомном уровне человек может частично менять реальность, — ответил я.
Романович бросил на меня взгляд, который я бы с радостью запечатлел на фотографии.
— Но какое отношение это имеет к пирогу? — спросил я.
— Квантовая теория учит нас, мистер Томас, что каждая точка пространства связана с любой другой точкой, независимо от расстояния между ними. Каким-то таинственным образом любая точка на планете в далекой галактике так же близка ко мне, как вы.
— Вы уж извините, но я не чувствую, что близок к вам, сэр.
— Вышесказанное означает, что информация, неодушевленные предметы и даже люди теоретически могут мгновенно перемещаться между этим монастырем и Нью-Йорком, даже между этим монастырем и той планетой в другой галактике.