— А це от з тебе, хлопець, зняв.

Он достал из второго кармана мои очки и накладные усы. Мне оставалось лишь грустно вздохнуть.

— И за что же вы так русских ненавидите? — спросил я его, в общем-то наперёд зная ответ.

— Москалiв? За те, що нам жити спокiйно не дають. Що мiй батько, дiд, прадiд терпiли вiд москалiв. Москалi, жиди i поляки — ось нашi головнi вороги! ╤ ми будемо з ними боротися, доки не очистимо Галичину вiд ворогiв.

— А что же немцы? Им-то служите…

— Нiмцi звiльнили нас вiд полякiв, жидiв i бiльшовикiв. Дiйде i до них черга. Щось я розговорився з вами… Вночi невiстка бачила, як щось, що горить в небi падало. Так я думаю, що це був ваш лiтак. У нас тут, кажуть, в Тарнополi ї партизанське пiдпiлля, так вас, схоже, до них з Москви заслали допомагати. Та тiльки лiтак не долетiв трошки. Або куди ви летiли? Гаразд, це вже неважливо. Микола побiг на сусiднiй хутiр, i скоро сюди приидуть сват Януш у сином Петро. Там будемо вирiшувати, кiнчити вас або здати в комендатуру в Лановцах. Все зрозумiло? Мовчите? Значить, зрозумiли. А тепер якщо хтось ще раз щось скаже бюез мого дозволу — мiцно вдарю.

— Ты рот-то нам не затыкай, Иуда, — сказал я. — Вдарит он… Смотри, как бы тебе самому шею не свернуть.

— А я ж попереджав…

С этими словами Опанас положил винтовку на пол, поднялся и двинулся в мою сторону, явно намереваясь отвесить мне очередную оплеуху. Я только этого и ждал. Ну и что, пусть руки связаны, ноги-то свободны. Если бы Опанас знал, с кем связался, спеленал бы меня, как младенца. Но откуда ему было знать?! А потому удар ребром стопы под коленную чашечку вызвал у оппонента весьма неприятные ощущения. Настолько неприятные, что тот задохнулся от собственного крика и грохнулся на задницу, обхватив пальцами несчастное колено.

Не теряя времени, я принял вертикальное положение, и следующий удар носком ботинка в подбородок на какое-то время отключил Опанаса от действительности. И тут же пришлось отбиваться от пса, с басовитым рычанием пытавшегося добраться до моей шеи. Вот тут была целая проблема! Эта животина весьма ловко уворачивалась от ударов ногами, в то же время пытаясь вцепиться в какую-нибудь часть моего тела. Помог Медынцев. Он умудрился пнуть скакавшую рядом собаку, та на долю секунды отвлеклась, и этого мгновения мне хватило, чтобы провести удар ногой в голову. Что-то хрустнуло, после чего псина свалилась на бок, в агонии дёргая задними лапами. Похоже, удар пришёлся в височную область. Толерантные любители животных в будущем, вероятно, подняли бы вой по поводу убиенной собачки, но в тот момент я никакого сожаления от содеянного не испытывал. Тут выбора особого не было: либо я — либо этот волкодав размером хоть и не с телёнка, но достаточного, чтобы загрызть насмерть взрослого человека.

Теперь нужно было быстро освободиться. С этим проблем не возникло. Правда, запястья были перетянуты сыромятным ремнями на совесть, но против хорошо заточенной штыковой лопаты, весьма удачно стоявшей в углу хлева, и они оказались бессильны. Следом я освободил товарищей по несчастью, которые рвались этой самой лопатой чуть ли не расчленить предателя.

— Рано ещё его кончать, может, и пригодится нам этот Опанас, — сказал я. — Давайте-ка лучше скрутим его как следует, да и кляп в рот засунем, чтобы не создавал шум раньше времени.

Когда спелёнатый и мычащий Опанас лежал на заботливо накиданной подстилке из сена, я велел моим напарникам оставаться его стеречь, а сам отправился по душу невестки хуторянина. Винтовку я оставил товарищам. При Опанасе наших пистолетов и ножа не оказалось, на вопрос, где конфискованное у нас оружие, тот только ругался и сверлили нас ненавидящим взглядом. Устраивать допрос с пытками было некогда, нужно разобраться с его снохой, чтобы не подняла шум раньше времени.

Во дворе было уже темно, разве что на воротах висела всё та же керосиновая лампа, да светились оба занавешенных оконца горницы. Это не считая неверного света луны, пытавшейся протиснуться между облаками. Не вляпаться бы в коровью лепёшку… Тихо прокрался через сени, в полной темноте ориентируясь наощупь, неслышно толкнул дверь в горницу, петли которой, на моё счастье, оказались смазаны так же хорошо, как и двери во двор. Наталка прибиралась и одновременно напевала негромко грустную песню:

Душевно у неё выходило, я аж заслушался. Когда она, наконец, увидела меня, то замерла с тряпкой в руках и уже собралась закричать, так что я быстро шагнул вперёд, зажимая ей рот ладонью. Не исключено, что сват Опанаса с сыном уже к хутору подъезжают, и крик может их насторожить.

— Тише, красавица, не шуми, иначе беда будет. Ты лучше скажи, куда пан Опанас наше оружие дел?

— Що з ним? — спросила она, когда я убрал ладонь.

— Живой он и ещё вполне здоровый… пока.

Оба пистолета и нож лежали за занавеской прямо на подоконнике, видно, Опанас собирался перепрятать их более надёжно уже после разборок с нами. Посоветовав связанной на совесть Наталке не пытаться освободиться, я вернулся в хлев, где меня ожидали товарищи по несчастью. Один «ТТ» я отдал Медынцеву, второй оставил себе, как и нож, с которым обращался всяко лучше майора НКВД.

— Петрович, — обратился я к пилоту, — ты с винтовкой оставайся Опанаса стеречь. Ежели рыпаться начёт — бей прикладом, не стесняйся. А мы с майором пойдём ждать гостей.

Засаду мы устроили во дворе, благо что темнота позволяла уже в нескольких шагах от хаты становиться практически невидимым. Предварительно я на глазах майора усыпил связанную Наталку, так и пытавшуюся освободиться от пут. Не разговоры же с ней вести! Сейчас совершенно ни к чему проводить разъяснительную работу среди населения, у которого мозги уже напрочь проедены ржой национализма и ненависти, как упомянул Опанас, к москалям, жидам и полякам. Поэтому я надавил у неё на шее на точку в районе сонной артерии, несколько секунд — и глаза её закатились, а веки прикрылись. Послушав ровное, чуть заметное дыхание и удостоверившись, что женщина жива и спит, мы с Медынцевым заняли позицию возле сарая рядом с воротами, стараясь спрятаться в тень от лунного света.

— Ефим Николаевич, — громко прошептал майор, — а как вы так сделали, что она уснула? Я слышал что-то такое, про какие-то точки, но вживую увидел впервые.

— Серьёзно? Я-то думал, вас в разведке и этому учат.

— Да я же не в «поле» работаю, всё больше кабинетные дела да поездки по поручениям руководства. Эх, если бы и головную боль можно было вот так, раз — и не болит.