— Как это? — спросил он в недоумении.

Симон не мог найти слов, чтобы рассказать. И он только сказал:

— Оно меняется. Я чувствую, как оно становится хуже.

Одно незначительное событие

Наверное, все могло бы пойти по — другому, и история приобрела бы совсем другое продолжение, если бы не упал тот лист. Лист упал с высокого клена, который стоял в двадцати метрах от причала Симона. И вот как — то ранним утром Симон, сидя в кресле около своего причала, увидел его.

Поскольку была уже середина сентября и недавно прошли сильные дожди, листва с деревьев почти осыпалась. Осталось лишь несколько жухлых листочков, уныло висевших на ветках. Погода сегодня обещала быть спокойной, и сейчас отдельные листья неторопливо парили в воздухе, опускаясь на сухую землю.

Кто может сказать, как принимаются решения, как приходят чувства, как возникают идеи? Можно говорить о том, что вдохновение явилось как молния с ясного неба, но вполне может быть, что все было не так, что все случилось намного проще — просто с дерева сорвался одинокий лист и стал плавно опускаться на землю. И человек оказался в нужном месте и в нужный час.

Лист не заслуживает отдельного описания. Самый обычный осенний лист. По величине как кофейное блюдце, желтенький, с черными и темно — красными пятнами. Красивый, конечно, но совершенно обыкновенный. Лист скользил, скользил в воздухе и наконец упал на землю.

После того как Йоран отправился говорить с Хольгером, Симон долго стоял на причале и смотрел на воду. Он как будто старался что — то обнаружить, но самым неприятным было то, что он не знал, что надо высматривать.

Наконец созерцание морской глади ему надоело, и он решил пойти выпить кофе. Когда он шел по причалу, его руку что — то задело. Он остановился.

К его ладони прилип кленовый лист. Симон поднял глаза и посмотрел на кроны деревьев. Нет, больше листья не падали.

Он поднял руку и стал рассматривать листок, его прожилки. Ничего особенного, никаких сообщений, никакой информации. Обычный кленовый лист. Ветер стих, наступила тишина.

Мой листочек.

Внезапно Симон ощутил счастье. Оглянувшись вокруг, он почувствовал, что на глазах у него выступили слезы. Он испытывал неимоверную благодарность за то, что было. За то, что он мог ходить под осенними деревьями, за то, что вот этот листик упал ему на руку. Именно это говорил листок: ты существуешь. Это было каким — то чудом, откровением. Их пути пересеклись, и это наверняка что — то значило. Это не могло быть просто так. Конечно не могло.

Симону не хотелось идти к себе. Он повернулся и побежал к Анне — Грете.

Мир вокруг был так прекрасен!

Симон осторожно приоткрыл дверь ее дома. Анна — Грета была на кухне, она говорила по телефону. Симон стоял в коридоре, стараясь сберечь в душе ясное ощущение, что весь мир священен и каждый миг — это подарок. Скоро он увидит ее.

— Нет, — говорила Анна — Грета в трубку, — но мы просто обязаны обсудить это. Что — то изменилось, и мы не знаем, что именно. Понимаешь?

Симон нахмурился. Он не знал, с кем говорит Анна — Грета и что она имеет в виду, и потому он чувствовал себя так, как будто подслушивает. Он повернулся, чтобы закрыть дверь и таким образом заявить о своем присутствии, когда Анна — Грета сказал:

— Сигрид — это единственный случай, о котором я знаю, и я понятия не имею, что это значит.

Симон поколебался немного и наконец ухватился на дверную ручку. За секунду до того, как дверь заскрипела, он услышал слова Анны — Греты:

— Послезавтра?

Симон аккуратно закрыл за собой дверь и вошел, не стараясь остаться незамеченным. Он вошел в кухню как раз тогда, когда Анна — Грета говорила:

— Отлично! Договорились.

И она повесила трубку.

— Кто это? — спросил Симон.

— Элоф звонил, — ответила она спокойно. — Хочешь кофе?

Симон повертел лист между пальцами:

— О чем ты говорила?

Симон спросил так тихо, что она, может быть, не услышала. Анна — Грета встала из — за стола, взяла чашку и налила кофе. Он повертел лист в руках и спросил снова:

— О чем ты говорила?

Анна — Грета усмехнулась, как будто его вопрос ее позабавил:

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно.

— Садись. Я испекла пирог.

Радость Симона мгновенно исчезла. Подобное чувство он испытывал пару раз и раньше: порой Анны — Греты не было дома, а когда он спрашивал, где она была, она уходила от ответа, пока он не сдавался и не переставал спрашивать. На этот раз он оказался тверже. Не сводя с нее глаз, он спросил:

— Анна — Грета. Расскажи мне, что ты и Элоф имели в виду. О чем вы говорили?

Анна — Грета попыталась улыбнуться, но, посмотрев в глаза Симона, она почувствовала его решимость, и улыбка не получилась. Симон ждал. В кухне повисло напряженное молчание. Наконец Анна — Грета покачала головой:

— Не понимаю, почему тебе это так интересно.

— Интересно, — повторил Симон, — потому что я никогда не знал, что ты с Элофом в такой близкой дружбе.

Анна — Грета открыла было рот, чтобы ответить, но Симон перебил ее:

— Мне интересно потому, что я слышал — вы говорили о Сигрид.

Анна — Грета поставила кофейник и скрестила руки на груди:

— Ты подслушивал?

— Так получилось. Извини, но…

— Тогда, — твердо сказала Анна — Грета, — ты постараешься забыть все, что слышал.

— Почему?

— Потому что я тебя об этом прошу.

— Но это безумие. Что за тайны? Почему мне нельзя знать? В чем дело?

Анна — Грета спокойно налила себе еще кофе и негромко сказала:

— Это не важно. Ты можешь думать все, что хочешь. Может быть, ты разочарован моим молчанием. Но я не буду об этом говорить. И точка. Закончим на этом.

Больше она ничего не сказала. Симон все еще держал в руке кленовый лист. Он посмотрел на него и едва ли мог вспомнить, что заставило его прийти сюда. Он отбросил лист на ступеньки крыльца и пошел домой.

— Точка, — бормотал он себе под нос, — точка.

Во времена императоров и библейских царей

У костра наши жены рожали своих детей

И дождь срывался с еловых ветвей…

Анна Стоби

О море

Земля и море.

Мы можем думать о них как о противоположностях. Но надо еще принимать в расчет, где мы находимся в момент наших раздумий, на море или на земле.