Но их ночью вызвали в караульное помещение, избили без всякого объяснения причин, и бросили ждать арестантскую машину. Конечно в голове сразу мысль, – кто-то выдал, – но тогда сразу был бы расстрел. Опять роковое совпадение. Расстрела не последовало. Их втолкнули в арестантскую машину и повезли.

Привезли их в концлагерь Дахау. Провели через строй охранников с собаками, постоянно избивая дубинками, и втолкнули во двор, где, выстроившись на плацу, уже стояла большая группа заключенных, ожидая следующей процедуры.

А дальше так называемая баня, где заключенных облили густой неприятной жидкостью, выдали старую солдатскую форму, снятую с убитых советских солдат, и заставили пришить два знака на груди. На правой стороне груди красный треугольник, а на левой – красную полосу с лагерным номером. У Балюты этот номер был – 33 763. Это означало политический заключенный 19-го барака.

Укоротили волос до одного сантиметра, простригли полосу в центре головы, отделили от группы ослабевших, которых отвезли в крематорий, и отвели в барак. В этом бараке раньше находились командиры Красной Армии. Заключенные с волнением рассказывали их судьбу.

– Зная, что их готовят на расстрел, они оказали сопротивление. Из барака не выходили, а тех охранников с собаками, кто пытался войти внутрь, уничтожали. Душили и охранников, и их собак – голыми руками.

– Они продержались без пищи шесть дней, а на седьмой день, поддавшись провокационным обещаниям, вышли во двор, где были построены и уведены в лес. Поняв, что их обманули, они напали на охрану, завязалась драка, в которой многие были убиты, но некоторые завладели автоматами и открыли огонь по охране, бой был не равный, все они погибли. Их захоронили в этом лесу, не оставив следов. Никто не знает место их захоронения.

Лагерь был построен на болоте. В это болото вгонялись десятки тысяч человеческих жизней, которые создали слой, засыпанный землей и на котором гулко отдавались шаги. Земля стонала. Лагерь был обнесен проволочной сеткой, любое приближение к которой вызывало огонь с пулеметных вышек и неизбежную смерть. Побег отсюда был невозможен.

Балюте с Мозолевским дали работу по уборке территории. Без головного убора, весь день, под палящим солнцем они двигались по территории лагеря и собирали каждую пылинку. Балюта вскоре заболел бытовавшей в лагере болезнью, когда все тело покрывается нарывами, не только надкожными, а и подкожными и человек заживо загнивал. Иван полностью ослабел, двигался механически, держась за своего друга. Каждый шаг в лагерных деревянных колодках вызывал нестерпимую боль. Любое падение – и смерть рядом. Сразу подъедет тележка на велосипедных колесах, которую возил один из заключенных, и отвезет в крематорий.

Мучения становились нестерпимыми, и уже смерть у лагерной сетки казалась спасением. Лишь бы не самая страшная смерть, когда человека привязывают к столбу и спускают овчарок, рвущих его в клочья. И самое страшное было в том, что никто не знал, за что такая жестокая кара. Или не менее страшная смерть – привязанного к специальной раме, обнаженного заключенного засекают до смерти нагайками из бычьих жил. Иван прилег в тени за бараком с мыслью.

– Сил больше нет. Кончается ещё один круг ада, который он прошел. Набраться сил и к проволоке, а там быстрая смерть без мучений. В последнее мгновение, когда замыкался этот круг ада, судьба совпадений и случайностей вновь посылает ему спасение.

К нему подошел человек из немецких заключенных, которые имели некоторые привилегии: работали старшими заключенными на кухне, в лагерных мастерских, медицинских лабораториях, конечно, так только называемых, а на самом деле эти лаборатории вели преступные опыты над заключенными.

Этот человек представился Карлом Вебером, осмотрел Ивана, дал сигарет и хлеба и начал расспрашивать обо всей его жизни. Поинтересовался довоенной специальностью и, узнав, что он токарь – попросил держаться, обещал принести лекарства. На другой день, при построении, Карл Вебер подошел к старшему надзирателю русского барака, тоже из немецких заключенных, передал лекарство для Балюты и попросил облегчить режим.

Их старший был из уголовников, на его груди были пришиты зеленные знаки. Он был достаточно свиреп в обращении с русскими заключенными, но Вебера он послушал, разрешил Ивану остаться в бараке, лечь и лечить свои раны. Спасение нежданно начало приходить к нему. Позже он узнал, что Карл Вебер, этот плотный человек, с редкими русыми волосами, высоким лбом и благородным волевым лицом, когда-то работал со сторонниками Эрнста Тельмана и даже, как он говорил, был сам с ним знаком, и не только знаком, а и участвовал в совместной деятельности.

Он уже восемь лет находился в заключении и, по не писанным лагерным законам, обладал большим авторитетом во всех службах, где работали заключенные. Сотрудничал Карл Вебер и с Эрвином Гешонеком, будущим известным киноактером и кинорежиссером ГДР, который там, в Дахау, был в конце 1944 года старостой 24 барака как писал, уже позже, И.К. Балюте один из заключенных Дахау М.С. Наседкин.

Аналогичным образом Гешонек подбирал и передавал в команду Карла Вебера заключенных, действуя через помощника Карла Вебера – чеха по фамилии Страк. Эта команда называлась «Прецефикс». Так работали немецкие коммунисты по спасению заключенных, переводя их в эту команду, которая давала надежду на жизнь.

Когда Балюта несколько поправился, его перевели на работы в механические мастерские. В этих мастерских работали в основном, заключенные немцы, и было несколько судетских чехов.

К концу 1942 года обстановка для германской армии на фронтах ухудшилась, мобилизация следовала за мобилизацией. Рабочих в Германии явно не хватало, и немцы начали ослаблять режим для заключенных немецкой национальности, для других он только ужесточался. Заключенных немцев стали привлекать не только для внутрилагерных работ, а и формировать команды для работы в других лагерях и лагерях на территориях заводов.

Вот в такую команду и включил Карл Вебер И.К. Балюту, вместо умершего заключенного, немца по национальности; дав ему его номер и назвав фамилию для переклички, на случай если им подробно заинтересуется охрана. Колонна построилась, прошла перекличку, миновала ворота и направилась на погрузку. Гудок паровоза, и прощай такое ненавистное Дахау. Еще один круг ада позади. Поезд набирает скорость, стучат колеса, позади Германия с её аккуратными домами и кирхами.

Если подтянуться на руках к маленькому зарешеченному смотровому окну, то по пейзажам можно определить – за окном пошла Чехия. По прибытии на место его побег выяснится сразу, хотя бы по языку. Тогда смерть. Но немецкие товарищи это понимают. Они помогают выбить решетку и выбраться на крышу. Поезд замедляет ход, и Иван скатывается вниз по насыпи. Задний фонарь мелькнул за поворотом и исчез. Теперь свобода.

Уже через много лет, в шестидесятых годах, от бывшего узника Дахау Онопченко С.Е., который, как, оказалось, был в том же 19-ом блоке, он узнает дальнейший ход событий. Онопченко их описывает, как друг по несчастью, откликнувшийся на его беду. Его предположения были правильными. В Дахау его побег был обнаружен. После недолгих поисков лагерная охрана объявила заключенным: «Узник номер 33 763 пойман и повешен». А чех-переводчик, Пето Иванович, сказал: «Запомните, вы бараны, отсюда невозможно бежать. Ещё ни один человек отсюда не убежал. Все ваши потуги абсолютно напрасны».