— Тридцать шесть, — машинально подсказал Сицкий.

— Во-от! — Юра поднял палец. — Самый что ни на есть активный возраст. Плюс дисциплина, знание тактики и частично стратегии. И представь, тебе что-то в гражданской жизни очень не понравилось. Бюрократия, например, или сосед-сволочь. Ты ведь не будешь молча терпеть? И станешь ты не майор, а опасный для общества человек. А для современной власти — вдвойне.

— И эти капсулы…

— Я же говорю, не дурак. Твою капсулу уже, поди, отключили и готовят к передаче следующему отставнику. Или ты думаешь, жмоты с Гоголевского их миллионами закупили?

— Откуда знаешь? — выдохнул Жора.

— Так ведь и я не дурак, Жорик. К тому же, наши хакеры настоятельно рекомендовали мне каждую ночь выходить в реальный мир. А то, мол, выработается привыкание.

— А меня пугали, что если здесь убьют, то и там могу загнуться.

— А ещё я с Билли Кидом виделся.

— И что?

— Это Слава Сидоренко из артбата. Был…

— Охренеть…

— А теперь вот и с самим Джеком Рэдом удалось поручкаться. Это, если ты не в курсе, тоже довольно известный исторический персонаж.

Сицкий выдал длинную матерную тираду и сполз по стене, опираясь спиной. Опустился на пятую точку, вытянул ноги и застыл, бездумно глядя в никуда. Через пару минут он с интересом посмотрел на собеседника.

— Ну и как тебя теперь называть? Не капитаном Африка же.

Тот почему-то смутился, наконец ответил:

— Рассел Кроу. — И пояснил. — По фамилии.

— Ну да. Фамилию ты решил, значит, наследственную принять, как Шариков.

— Хорош ржать! — возмутился Воронин.

— А чего не поржать-то? Что тут ещё делать? Плакать? А ты, Юра, всегда был мужчина с амбициями. Не иначе, из-за своего космического имя-отчества. Там позывной Африка, не размениваясь на страны. Тут Расселом Кроу назвался. Чего не Клинтом Иствудом?

Воронин с минуту дулся, наконец, улыбнулся и стукнул кулаком по доске нар.

— Я хотел, — со смехом сказал он. — Да слышал, это имя уже занято.

Ещё минуту посмотрели друг на друга, затем Джек задал очевидный вопрос.

— Это что, получается, домой нам теперь дорога закрыта?

— Хер его знает, тащ майор, — схохмил в ответ Африка. — У меня вот никак не выходит.

— Ну-ну… Тогда колись, сиделец, за что тебя повязали, как давно тут чалишься… И вообще, доложи обстановку и дальнейшие оперативные планы.

Сицкий замер, глядя на бывшего сослуживца, но вдруг послышался невнятный булькающий звук, затем Юра смущённо поднял глаза.

— Жора, у тебя пожрать ничего не заначено? — Слегка смутился собственным вопросом, впрочем, сам же себе и ответил. — Хотя откуда? Ты вон, в трусах и рубашке. Из постели, небось, взяли. Хоть из своей, а?

— Что тут, плохо кормят? — Сицкий мгновенно вычленил главное.

— Да ты-то вначале будешь от пуза жрать. Сеньорита Лора на своих хахалей калорий не жалеет. Это потом, когда надоешь, придётся на объедках сидеть.

— Так, стоп, Африка. Какие хахали? Какого чёрта эта мымра мексиканская? Давай, коротко и по делу.

Но договорить ему не дали. За дверью послышался скрежет засова, скрип, и в камеру вошли двое. Первый держал в руке ослепительную после почти полной темноты керосиновую лампу. В обеих руках второго было по револьверу.

— Так, локо голеадор, — первый сразу же расставил точки над всеми буквами. — Чтобы ты не думал дёргаться, вспомни, что мучача твоя у нас, и ты даже не знаешь, в каком месте. Я это говорю, чтобы ты на нас не вздумал кинуться. А то знаем уже, что тебя пятёрка Пелирохо смогла взять только когда пригрозила ей шею перерезать. Понял меня?

Охранник, или кто это вообще был, говорил на жуткой смеси английского и испанского, причём заметно было, что из двух языков родной ему именно испанский. Джеку не осталось ничего, кроме как глубоко вздохнуть в ответ. Юра с лёгкой завистью глянул на недолгого сокамерника.

— Иди, Жорик, — печально сказал он. — И лучше не дёргайся. Не разочаруешься, поверь. Я знаю.

Он подозрительно шмыгнул носом и добавил:

— Может, когда тебя сюда вернут, я ещё магазин не отброшу, так поболтаем напоследок.

— Говорите на нормальном языке, — прикрикнул тюремщик.

— Дождись меня, никуда не уходи, я скоро, — пошутил на прощание Жора и повернулся к мексиканцам. — Ну веди, — предложил он по-испански.

Комната, куда завели пленника, находилась на втором этаже и сильно отличалась от тех помещений, что Джеку уже доводилось видеть. Это был огромный каминный зал. Сердце дома Леоне. Высокий, метра три с половиной, потолок, стены, обитые то ли шёлком, то ли очень качественным атласом, но чем-то дорогим даже на вид. Справа от двери в стену вделан кирпичный камин такого размера, что ещё пара рядов, и его следовало бы называть домной. Вдоль стен расставлена покрытая вычурной резьбой мебель. А прямо напротив входа, укутанная в плащ по самый подбородок, пленника встречает хозяйка.

Как только конвойные вышли, закрыв дверь на защёлку, Лора Леоне картинным жестом сбросила плащ. Теперь она стояла, поставив ноги на ширине плеч и скрестив руки на груди. Джек обратил внимание на непривычную одежду. По тем временам её можно было назвать эпатажной. Пышная многослойная юбка всего лишь до середины бедра, над ней туго затянутый чёрный открытый корсет, над которым, подобно вишенкам на торте, колыхались груди, увенчанные коричневыми сосками. В руке мексиканской валькирии ожидаемо колыхался короткий стек с кожаной нашлёпкой на конце. Кажется, дамочка уважает жёсткие виды секса, подумал Жора.

— И почему мой мальчик застыл? — по-испански спросила Дора. — Не иначе, впечатлился видом госпожи. Иди сюда, я позволю тебе заслужить моё расположение.

Сицкий не двигался, с интересом разглядывая кривляющуюся перед ним клоунессу. Воспринимать этот маскарад всерьёз не получалось. Девушка секунду помолчала, затем картинно нахмурила брови.

— Ты, кажется, забыл, что твоя любимая находится у нас. И только от твоего поведения зависит, будет ли она жить.

— А ты не врёшь? — Жора недоверчиво прищурился. Хотел ещё сплюнуть сквозь зубы, но решил, что будет уже перебор, поэтому пояснил. — Вы её, небось, уже убили, а мне сейчас зубы заговариваете, думаете, что поверю.

— Ах ты, негодный мальчишка!

— Вот-вот. Если бы с Амалией было всё в порядке, стоило бы её прятать?

— Ты не веришь сеньорите Лоре Леоне? Ты пожалеешь.

Джек облокотился о стену и с наглым видом скрестил руки на груди, отзеркаливая собеседника. Лора посмотрела на наглеца с ещё большим удивлением, после чего зло хлестнула себя по бедру. На ноге тут же появилось красное пятно.