— Про то, что ты уже год работаешь осведомителем. С оперативником своим встречаешься на окраине города, в шашлычной «Охотничий домик».

Турецкий замолчал и пристально вгляделся в лицо бандита, наблюдая за произведенным эффектом. А эффект был, что называется, налицо. Плечи Гири обмякли, он ссутулился, обхватил кружку двумя руками и уставился в нее, словно ожидал найти на дне подсказку.

— Хреново, да? — спросил Александр Борисович.

— Хреново, — глухо ответил Гиря. Он поднял взгляд на Турецкого и проговорил с клокочущей злобой в голосе: — Никогда не доверял легавым. Знал, что рано или поздно подставят.

Александр Борисович дернул уголком губ.

— Никто тебя не подставлял. И не хрен играть в героя. Ты знал, на что идешь.

— Меня зажали в угол, — огрызнулся Гиря, слегка повысив голос.

— Ты сам себя в этот угол загнал, — безжалостно произнес Турецкий. — Сам. Ты знал, по каким правилам придется играть, когда во все это ввязался. Кстати, ты до сих пор пьешь?

— Только пиво.

— Давно?

— С тех пор, как погорел на этом деле. — Гиря отхлебнул пива и облизнул губы. — Значит, теперь вы будете меня пасти? А что с майором?

— Майор заболел.

— Сильно?

— Оклемается. Твоими молитвами.

— Если моими, то вряд ли, — хмыкнул Гиря.

— Не больно-то резвись. Для начала давай познакомимся. Меня зовут Александр Борисович.

— Очень приятно, — съязвил Гиря. Он оглянулся по сторонам, слегка нагнулся и тихо проговорил: — Зря вы пришли сюда. Если нас увидят вместе…

— Тебе конец, — закончил за него Турецкий. — Поэтому ты заинтересован в том, чтобы наша беседа прошла как можно быстрее. Давай сделаем так. Я буду задавать вопросы, ты — отвечать. Как только вопросы у меня закончатся, я уйду. И можешь валить на все четыре стороны, я тебя больше никогда не потревожу.

— Правда? — недоверчиво покосившись на Турецкого, пробурчал Гиря.

— Правда, правда. Слово мента.

Гиря ощерил в усмешке желтоватые зубы.

— И нечего скалиться, — осадил его Александр Борисович. — У меня тоже времени в обрез, так что приступим к беседе. Первый вопрос такой. После того как ты обчистил ящик стола Воронова, кому ты отдал все негативы?

Гиря оттопырил нижнюю губу и презрительно процедил сквозь зубы:

— Не понимаю, о чем ты, начальник.

— О Воронове и о его квартире, — сказал Александр Борисович.

— Воронов? В первый раз слы…

— Молчать! — рявкнул Турецкий так, что на него заоборачивались посетители за соседними столиками.

Гиря побледнел. Затем вдруг попытался встать, но Турецкий железной рукой усадил его на место.

— Будешь сидеть здесь, пока я тебя не отпущу, — веско и властно произнес он. — И если ты думаешь, что я шучу, ты жестоко ошибаешься. Вот где вы у меня уже все сидите! — Турецкий энергично провел ребром ладони по кадыку. — Будь моя воля, я бы с вами не валандался. Набил бы вас по сто человек в камеру и…

— Тише, начальник, тише, — сказал Гиря и пугливо зыркнул глазами по сторонам. — Вижу, ты мужик серьезный. С тобой не забалуешь. Но подумай сам: зачем мне подставляться? Я тебе сейчас про себя наговорю, а ты меня потом за мои откровения в камеру.

— Если ответишь на мои вопросы честно, никакой камеры тебе не будет, — отрезал Александр Борисович.

Гиря несколько секунд вглядывался в лицо Турецкого, пытаясь понять — стоит ли ему доверять или нет. Наконец вздохнул и кивнул:

— Ладно, начальник. Твоя взяла. Негативы я взял. Да только далеко с ними не ушел. В скверике возле метро меня догнал этот тип… Андрей Маратович. Я было собрался начистить ему хлебало, но этот фраерок ствол достал. И на меня наставил. А под дулом пистолета, известное дело, не то что негативы, нательный крест отдашь.

— Ты отдал ему все?

— А как же. Он меня и обыскал. Даже в мотню залез, не побрезговал, гаденыш.

— Ясно. — Александр Борисович сдвинул брови. — Он тебе не сказал, зачем ему эти негативы?

Гиря удивленно уставился на Турецкого.

— Ясное дело, нет. С какого рожна ему передо мной выплясывать? Это человек серьезный. Был бы в зоне, стал бы авторитетом, зуб даю.

— Ты успел просмотреть негативы?

— Я?

— Ну не я же.

— Э-э-э… Да как сказать… Ну, глянул сквозь них на лампочку, пока в комнате был. Там одни голые тела. А на конвертиках еще фамилии были.

— Запомнил хоть несколько?

— Что ты, начальник. Только Мохова. И то потому, что его искал. У меня еще в школе за стихи двойки были. Память никакая. А со школы я и последние ее остатки на дне стакана оставил. Так что — извини.

Турецкий молчал, разглядывая бандита. Тот поежился.

— Зря ты мне не веришь, начальник. Сам подумай: какой резон мне от тебя таиться?

Турецкий задумчиво почесал пальцем переносицу, не сводя глаз с уголовника

— Значит, нет, говоришь, резона?

— Нет, начальник. Я у тебя под колпаком. — Гиря отхлебнул пива и пожал плечами. — Я все тебе рассказал, начальник. Не сомневайся. Мне скрывать нечего. Выгоды все равно никакой. А покрывать я этого гаденыша не собираюсь. Он ведь не блатной, а так, фраерок.

— Ну что ж… — Турецкий поднялся из-за столика. — Рад был с вами пообщаться, Павел Иванович. Не балуйте.

— Уж постараюсь, — в тон ему ответил Гиря. — И запомните: я в этой… сваре участвовать не хочу. Так себе и запишите.

— Что записать? — не понял Турецкий.

— А вот то, что я вам сказал. Эта свара не для меня, ясно?

Александр Борисович пожал плечами, вмял окурок в пепельницу, повернулся и зашагал к выходу.

8

ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО

«“Эта свара не для меня! Так и запомните!”

Напутствуемый этими мудрыми словами, я потопал из ресторана, оставив господина Гирю наедине с бокалом пива. Что-то мне подсказывает, что в его компании Гиря чувствует себя намного уютнее, чем в моей.

А я между тем заделался заправским писателем. Если так пойдет и дальше, то в Москву отсюда улечу с десятью толстыми тетрадями, исписанными мелким, убористым почерком. Потом опубликую рукопись под названием… ну, хоть бы и «Записки неудачника». И получу за них Нобелевскую премию. Меркулов от зависти помрет. А я ему даже на водку с премии не отстегну. Не заслужил!

Ладно. Итак, Андрей Долгов. Этот тип интересует меня все больше. Личность весьма загадочная. Сотрудники отзываются о нем хорошо. Знает дело, всегда поможет советом, строг, но справедлив, даже Мохов без него как без рук. Но при этом очевидно, что в офисе его побаиваются, причем даже больше, чем самого Хозяина.