– Это теперь и мой дом. Я хочу работать в оранжерее. Ты этого не хочешь. Следовательно, тебе и уходить.

– Элинор…

– Мне весьма трудно в полной мере оценить удовольствие от общения с тобой, - процедила она. Чарлз покачал головой.

– Прекрасно. Лезь по самые локти в грязь, если тебе так хочется. У меня найдутся более интересные дела, чем стоять здесь и спорить с тобой.

– Как и у меня.

– Прекрасно!

Чарлз повернулся и направился к выходу. А Элли подумала, что они похожи на двух ссорящихся по пустякам детей. Но она была слишком сердита, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Молодоженам удавалось в течение двух дней избегать общения друг с другом, и вполне вероятно, что это длилось бы и дольше, не разразись очередное несчастье.

Элли завтракала, когда в малую столовую вошла Элен с гримасой отвращения на лице.

– Что-то случилось, Элен? - спросила Элли, стараясь не замечать того, что кухня еще не функционирует и тосты на завтрак не подают.

– Ты не знаешь, откуда взялся какой-то мерзкий запах в южном крыле? Я чуть не упала в обморок, когда там проходила.

– Я ничего подобного не заметила. Я шла сюда по боковой лестнице и… - Внезапно у Элли упало сердце. Оранжерея! Господи, только бы не оранжерея! - Боже мой! - пробормотала она, вскакивая на ноги.

Элли побежала через холл, Элен последовала за ней. Если что-то произошло в оранжерее, она даже не знает, что готова сделать. Оранжерея - единственное место в этом забытом Богом мавзолее, где Элли чувствовала себя как дома.

Подбежав к оранжерее, Элли почувствовала отвратительный запах гниения.

– Да что же это такое? - ахнула она.

– Отвратительный запах, - подтвердила Элен. Элли вошла внутрь, и то, что она увидела, привело ее в отчаяние. Кусты роз - тех самых роз, которые она успела полюбить, - были мертвы, листья выглядели так, словно их опалили. Земля была усыпана лепестками, а от самих кустов исходило страшное зловоние. Элли зажала рукой нос.

– Кто мог сделать такое? - Она повернулась к Элен и повторила:

– Кто?

Элен несколько секунд молча смотрела на нее, затем проговорила:

– Элли, ты единственный человек, кто любит проводить время в оранжерее.

– Но надеюсь, ты не думаешь не думаешь, что это сделала я?

– Я не думаю, что ты это сделала с умыслом, - явно испытывая неловкость, ответила Элен. - Все видели, как тебе нравится заниматься садом и огородом. Может, ты положила что-то в почву. Или опрыскала их чем-то не тем - Я ничего подобного не делала! - твердо сказала Элли. - Я…

– Боже милостивый! - В оранжерею вошел Чарлз, приложив к носу платок. - Откуда такой запах?

– Мой розовый куст! - Элли едва не плакала. - Ты только посмотри, что с ним сделали!

Чарлз принялся осматривать куст, но вдруг нечаянно вдохнул носом и закашлялся.

– Дьявольщина! Элинор, как ты умудрилась погубить этот куст всего за два дня? Моей матери требовалось для этого по крайней мере год.

– Я не делала ничего подобного! - воскликнула Элли. - Ничего подобного!

На пороге оранжереи появилась Клер.

– Кто-нибудь издох в оранжерее? - спросила она. Глаза Элли превратились в узенькие щелки.

– Нет, но мой муж может умереть, если произнесет еще хоть одно унизительное слово обо мне.

– Элли, - увещевающим тоном проговорил Чарлз. - Я не думаю, что ты это сделала с умыслом. Просто…

– А-а! - завопила Элли, вскинув вверх руки. - Если я еще раз услышу эту фразу, я закричу!

– Ты уже кричишь, - заметила Клер. У Элли появилось желание задушить стоящую перед ней девчонку.

– Некоторые люди не очень хорошие садоводы и огородники, - продолжала разглагольствовать Клер. - В этом нет ничего плохого. Я сама не умею обращаться с растениями. Поэтому мы и нанимаем садовников.

Элли перевела взгляд на Чарлза, на Элен и затем на Клер. На их лицах было написано нечто вроде сочувствия и сожаления, словно они встретились с существом приятным, но страшно неумелым.

– Элли, - сказал Чарлз, - вероятно, нам нужно это обсудить.

После двух дней молчания внезапная готовность Чарлза обсудить ее очевидную неудачу в оранжерее вывела Элли из себя.

– Мне нечего обсуждать, - выдавила она. - Ни с кем из вас!

И выбежала из оранжереи.

Чарлз позволил Элли протомиться в своей комнате до вечера, затем решил, что все-таки надо пойти к ней и поговорить. Он еще никогда не видел ее расстроенной до такой степени, как в это утро. Конечно, он знал ее всего лишь чуть больше недели, но так или иначе не мог предположить, что эта энергичная и смелая женщина, на которой он женился, может быть до такой степени подавлена.

За эти дни Чарлз успел несколько остыть после их последнего спора. Он понял, что Элли просто-напросто проверяла его. Она не привыкла к светским порядкам, потому и разразилась такой бранью. Она успокоится, когда привыкнет к своему замужеству.

Чарлз постучал в дверь сначала тихонько, затем погромче, но ответа не услышал. Лишь на третий его стук послышалось нечто похожее на "Войдите!", и он просунул внутрь голову.

Элли сидела на кровати, закутавшись в одеяло, которое, должно быть, привезла из дома. Оно было весьма простеньким - белое с голубой вышивкой - и уж конечно, не могло отвечать претенциозным вкусам его предков.

– Тебе что-то надо? - бесцветным голосом спросила Элли.

Чарлз внимательно всмотрелся в ее лицо. Глаза ее были красными, а сама она, закутанная в громадное одеяло, казалась маленькой и юной. Элли что-то держала в левой руке.

– Что это? - спросил он.

Элли посмотрела на руку, словно забыла, что в ней что-то есть.

– Ах, это? Это портрет моей матери.

– Он очень дорог тебе, насколько я понимаю? Последовала долгая пауза, в течение которой Элли решала, стоит или не стоит делиться своими семейными воспоминаниями. Наконец сказала:

– Она заказала два портрета, когда поняла, что умирает. Один для меня и один для Виктории. Она хотела, чтобы мы взяли их с собой, когда выйдем замуж.

– Значит, ты никогда ее не забудешь?

Элли внезапно повернула к нему удивленное лицо.

– Она сказала точно такие слова. - Элли всхлипнула и не очень элегантно вытерла рукой нос. - Что я никогда ее не забуду.

Элли обвела взглядом стены. Она так и не собралась снять эти ужасные портреты. Графини казались еще более импозантными и строгими по сравнению с матерью, лицо которой выражало доброту и ласку.

– Я сожалею по поводу того, что произошло в оранжерее, - мягко сказал Чарлз.