– Найдем – спросим! У меня к нему тоже вопросы накопились, – нехорошим тоном заметил Савельев.

И тут Гуров похолодел, он быстро сунул руку в карман и достал «антипрослушку». Убедившись, что она включена, он с облегчением вздохнул.

– Вообще-то, мне два раза повторять не надо, – обиженно произнес Степан и достал из кармана «глушилку». – Включил, как только мы с вами встретились.

– Извини, – буркнул Лев. – Нервы ни к черту! Кстати, ты знаешь, что папаша майора Кречетова Орлову звонил?

– Я знаю, что папаша Кречетова в лоб за своего сына получил! – выразительно сказал Савельев. – Да так, что теперь будет его очень долго чесать!

– А друзей в МВД у меня все прибывает и прибывает! – язвительно заметил Лев.

– Переходите на работу к Олегу Михайловичу, и эти заклятые друзья будут за квартал вам в пояс кланяться, – посоветовал парень.

Но вот уже и Савельев со своей едой закончил, и Гуров без всякой любви ватрушку дожевал, а результата все не было. Наконец приехал все тот же парень, отдал Савельеву конверт и скрылся. Степан достал оттуда заключение, внимательно прочитал его:

– Билет тот, его номер и номер столика, шестнадцать, совпадают. Насчет отпечатков на билете дело глухо, а вот на конверте есть один отчетливый отпечаток пальца, но он к нашему делу отношения не имеет. Что делать будем?

– Я вернусь к Беляеву и очень осторожно поговорю с ним, а ты будешь копать во всех направлениях все, что только можно, на Лазарева, – предложил Лев и поинтересовался: – Ты не знаешь, чем Крячко занят? Посмотреть оперативную сводку – дело пяти минут, а он мне до сих пор не позвонил.

– Боитесь, что он инициативу проявит? – усмехнулся Степан. – Тогда вы ему позвоните, а я скажу, чтобы засекли, где его телефон находится.

Лев позвонил Крячко, но телефон того был занят.

– Он на месте, – сказал Степан. – Остается только догадываться, с кем он так душевно беседует.

– Сейчас выясним, – пообещал Гуров и позвонил Орлову: – Петр, ты случайно не в курсе, чем Стас занят, а то я до него дозвониться не могу?

– Понимаешь, в сводке была информация о том, что в ту пятницу автобус подобрал на дороге сбитого машиной парня без документов и отвез в больницу в Пятницком. Вот Стас сейчас по телефону и выясняет все подробности этого дела.

– Степан, отряди своих орлов в больницу в Пятницкое – это по той же трассе, что в Центр развлечений ведет, – отключив телефон, попросил Гуров. – Туда в ту пятницу сбитого машиной парня привезли, документов при нем не было, так не наш ли, часом, клиент? Только чтобы они действовали очень аккуратно! Один раз его из больницы уже увезли, и второго нам не надо. Кстати, что там по электрикам?

– Лев Иванович! Поверьте мне, что люди работают, – заверил его Степан.

И вот Лев снова стоял возле двери Беляева. Открывшая ему Людмила спокойно поинтересовалась:

– Забыли у нас что-нибудь?

Гуров поманил ее на лестничную клетку – она удивилась, но вышла, и он ей шепотом сказал:

– Мне нужно поговорить с вашим свекром на очень неприятную тему. Вы приготовьте, пожалуйста, что-нибудь успокоительное, а то я боюсь, что он разволнуется. У него же, наверное, сердце больное?

– И сердце тоже, но в основном почки, – тихо ответила она и поинтересовалась: – А без этого никак? – Гуров только развел руками с самым сокрушенным видом. – Ну, тогда пошли.

Снова увидев Льва, Беляев невесело усмехнулся:

– А все-таки я хороший экономист. Так что же вас на самом деле интересует?

– Лазаревы, – ответил Гуров, садясь напротив него.

– Знали бы вы, сколько сил и времени мне потребовалось, чтобы забыть ту гнусную историю. А она снова всплыла, – с грустью произнес Александр Павлович.

– Пожалуйста, не травите себе душу подробностями, – попросил Лев. – Мне нужна только самая суть.

– Хорошо, – кивнул тот. – Я родом из Воронежа, из семьи рабочих, но по району был приписан к школе, считавшейся элитной. Сначала нас таких было несколько в классе, но постепенно остальные отсеялись, и я остался один среди детей всяких «шишек». Они презирали меня за обычную школьную форму и ширпотребовскую обувь и ненавидели за мои пятерки. В этой группе «золотой» молодежи верховодила Алла Лазарева, ее отец был начальником областного управления торговли, а мать – директором областной плодоовощной базы. Взбалмошная, капризная, неуравновешенная, она меня возненавидела какой-то патологической ненавистью, причем без всякой причины. Переводиться в параллельный класс не имело смысла – там были свои такие же «золотые». Да и повредить мне это могло – я шел на золотую медаль, а с новыми преподавателями мне было бы сложнее. Это случилось в десятом классе, в зимние каникулы. К нам домой пришли родители Аллы и заявили, что я изнасиловал их дочь, теперь она беременна, и я, если не хочу сесть в тюрьму, должен признать этого ребенка. О браке речь, слава богу, не шла – такой зять был им не нужен. Это был шок! И для меня, и для родителей. Я кричал, плакал и клялся, что никогда даже близко к ней не подходил! А насчет изнасилования и речи быть не могло – Алла вела настолько разгульный образ жизни, что потеряла девственность еще в восьмом классе! Она сама во всеуслышание рассказывала об этом подружкам. Я ее родителям даже их имена называл. Тогда они зашли с другой карты: сказали, что если я этого не сделаю, то медали мне не видать. После их ухода мы стали думать, что делать дальше, и отец в конце концов сказал, что черт с ними – медаль дороже!

Алла после каникул в школе уже не появилась, а в конце мая она родила. Оформлением документов занимались ее родители, так я стал отцом ребенка, к которому не имею никакого отношения. Отчество у него мое, но вот фамилию Лазаревы решили дать ему свою, но я этому только рад. Так Алла еще и на алименты подала! И сделала это все из той же патологической ненависти, потому что ей не нужны были мои гроши, в их доме только птичьего молока не хватало. И я восемнадцать лет их платил! Потому и женился так поздно, что мне нечего было дать жене – не москвич, то есть без жилья, да еще и алименты плачу.

– Вы когда-нибудь встречались с этим якобы сыном?

– Нет, конечно! Ни я, ни мои родители – зачем? Я как в семнадцать лет уехал из Воронежа, так больше там и не был ни разу – родители ко мне сами приезжали, а потом и в Подмосковье перебрались. Но я подстраховался. Когда в 2009 году умерла Людмила Зыкина и началась вся эта вакханалия с дележом ее наследства, когда изо всех щелей вылезли никому не известные родственники, я вспомнил об этом якобы сыне. Я не миллионер, не олигарх, все, что у нас есть, это квартира, дача, машина и гараж. Ну, и какие-то средства на счете, в том числе и в валюте за публикации за рубежом. Но я не хотел, чтобы кто-то трепал нервы моему сыну. Поговорил со знакомыми, и мне порекомендовали частного детектива, который, с одной стороны, никакими методами не брезгует, но при этом по отношению к клиентам ведет себя очень порядочно. Я с ним встретился, объяснил ситуацию, дал деньги, и он уехал в Воронеж. А когда через неделю вернулся, то привез пробирку с кровью и документ, где было сказано, что она официально взята у Всеволода Александровича Лазарева, такого-то года, числа и месяца рождения, и даже печать лечебного учреждения была – правильно мне говорили, что он редкостный пройдоха. Я сдал свою кровь, отдал пробирку и через некоторое время получил документ, где было черным по белому написано, что мы друг другу совершенно чужие люди. После этого я рассказал все сыну и невестке, чтобы они в случае чего были ко всему готовы.