– Открытый человек… – прошептал Шавров сухими губами.

Не спеша вошел Соколов, подошел к дивану.

– Добрый день, Алексей Иванович. Э-э, да вам плохо… – Сердито сказал Михееву: – Человек только что из больницы, а вы…

Тот растерянно откланялся.

– Так я пойду.

– Домой хочу, – заговорил Шавров, – мне на чужих свадьбах плясать рано.

Порозовевшая, повеселевшая, на веранду быстро вбежала Аня. Спросила тревожно:

– Что случилось?

– Алексея Ивановича тут сейчас порадовали: Виталий Ельшин собирается через недельку жениться на тебе. На весь завод раззвонил… – Соколов бросил на девушку лукавый взгляд и удалился в комнаты, мягко прикрыв за собой дверь.

– На весь завод раззвонил, – тихо повторила она, – зачем ему это понадобилось? – Решительно тряхнула головой, подошла к дивану: – Неправда это, неправда… Не будет этого, Алеша… С тобой я навсегда… Если ты хочешь…

– Милая… – Шавров притянул ее к себе, глядя девушке в глаза, не в силах выразить того, что переполняло его сердце.

Сосредоточенный, вернулся Соколов.

– Нагулялся я сегодня, еле ноги держат. Ну, вы, кажется, все-таки договорились?

– Дядя Ваня…

– Только о нашем уговоре помнить. Поняла?

– Да. Я буду осторожна.

– Смотри, не подведи. Да вы пошли бы в комнаты. Покажи ему наконец сорочки, которые ты для него купила. Идите, идите… – помог Шаврову подняться, выпроводил их с веранды. Затем расставил на столе шахматы и принялся над ними колдовать, кого-то поджидая.

Ельшин не заставил себя долго ждать.

– О чем задумались, ученый муж? – с присущей ему насмешливой улыбочкой осведомился он. – О судьбах мира?

Не поднимая головы от шахматной доски, «ученый муж» отозвался:

– О судьбах мира полезно бы подумать и вам.

– Я человек дела, я не размышляю, а борюсь за этот самый мир, насколько мне позволяют мои скромные возможности, – выспренность была в манере этого человека, ею он подменял искренность.

– Вы имеете в виду схватку с Гришиным? – поинтересовался Соколов.

– С агентом иностранной разведки по кличке пан Юлиан. – Помолчав, спросил вкрадчиво: – Возвращаетесь в Москву?

– Да, скоро уезжаю… Пора, творческий отпуск кончается, да и в учебный год надо будет включаться.

– Вы, конечно, довольны поездкой в наши края?

– Очень, – с чувством подтвердил Соколов, – повидал старых друзей… Откровенно говоря, прямо-таки не хочется уезжать отсюда!

– А я на вашем месте удрал бы в Москву без оглядки. И чем скорее, тем лучше.

– Почему? – удивился Соколов.

– Хотя бы потому, что следственные органы могут заинтересоваться некоторыми странными… совпадениями, – Ельшин хихикнул. – Например, почему Гришин убил техника Глухова именно в тот вечер, когда сюда приехали вы… Потом история со справкой. Вы появились в кабинете Василия Фомича, и документ будто испарился. Заметьте, все эти события разыгрались, когда сюда приехали вы, до вашего появления у нас тут было спокойно, никаких происшествий. Странно все это, и весьма, не правда ли? Сами собой напрашиваются выводы… В общем – все это требуется как-то объяснить.

Соколов внутренне улыбнулся: допекло! Находясь в доме Брянцева, он своим присутствием мешает Ельшину развернуться, и тот сейчас выдал себя, показал, что ему необходимо спешить. Полковник отлично понимал, что именно заставило сидящего перед ним человека затеять эту игру с запугиванием. Он спокойно сказал:

– Боюсь, вы не за того меня принимаете, я скромный специалист по древней истории…

Ельшин язвительно рассмеялся.

– Гришин тоже был скромным начальником АХО, а на деле вон кем оказался!

– Неужели вы всерьез так думаете обо мне? – возмутился Соколов. – Хотя…

– Вот именно, «хотя»… Говорят, в соседнем районе нашли убитого… Не слышали? Странно. Вы же все время путешествуете по округе… Кто-то кого-то убил, проделав эту операцию с исключительной жестокостью, так, чтобы жертву невозможно было опознать. Но не беспокойтесь, следователи распутают и это преступление!

– С какой же стати мне бояться следователей? – удивился Соколов. – То, о чем вы тут говорили, может быть, и интересно и важно, но не для меня, я же собираюсь уезжать домой и через несколько дней забуду обо всех здешних событиях.

Вошла Степанида, в открытую ею дверь донеслось негромкое пение Ани.

– Аня? Что это она распелась? – не удержался Ельшин.

– А оттого, што весело ей с Алешкой-то Шавровым, – на свой лад объяснила старуха. – Любовь, будто малярия – прилипчивая.

– Не мели вздора, – смутился Ельшин, и снова повернулся к Соколову: – Еще один вопрос к вам, Иван Иванович… Как думаете, почему Гришин умер по дороге в райотдел?

– Н-не знаю… Специально не интересовался. Но в общем-то, мне кажется, понятно. Человек уже не молодой… Попался, понял, что придется крепко отвечать, ну и не выдержал. Сердце, говорят, сдало.

– Гм… Возможно, и так… – Ельшин о чем-то задумался, а может, сделал такой вид. – А это что за бумажка? – внезапно спросил он, увидев на краю стола свернутый пополам бланк.

– Телеграмма Василию Фомичу, давеча почтальонша принесла, – неожиданно вспомнила Степанида. – Срочная. От твоей матери.

Ельшин порывисто схватил телеграфный бланк, пробежал глазами и мгновенно преобразился.

– От мамы, – сказал он Соколову с радостным возбуждением. – Собралась наконец, милая… С дороги телеграфирует. Ведь сколько раз я ее звал – все не ехала, а теперь вот… Ура! Молодец мама. – Он нагнал на лоб морщины, что-то соображая, прикидывая. – Так и есть, через пару деньков будет здесь.

– Поздравляю, – искренне произнес Соколов. – Жаль, не доведется с вашей мамашей встретиться.

– Почему?

– Я, пожалуй, завтра утром уеду в Москву.

В глазах Ельшина на мгновение появилась какая-то искорка, и тотчас исчезла – он был уверен, что шантаж удался.

И Соколов, и Степанида покинули веранду, пан Юлиан остался один. И теперь, когда играть было не перед кем, он почувствовал – нервы сдали. «Зачем едет сюда эта старуха? – в крайней тревоге размышлял он. – Почему Брянцев не сказал мне о том, что пригласил ее погостить? А если это ловушка? Впрочем, приезд матери настоящего Виталия Ельшина в любом случае будет разоблачением, это же ясно. Мне все кажется, что кто-то держит меня под ударом и не отпускает ни на минуту. Да, надо кончать завтра; послезавтра будет уже поздно. Утром отсюда отчалит этот историк, я нагнал на него страху, а вечером…» – Он все-таки убедил себя в том, что Соколов – безобидный простак.

Рано утром Соколов уехал. Провожали его Брянцевы всей семьей. Ельшин в это время был у домика лесничего.