— И ты никогда не отдашь свое сердце другому, — насмешливо сказал он.

Уиллоу вздохнула — боль сжимала ее сердце. Его лицо казалось таким жестким, таким холодным. Она ненавидела его. У нее навернулись слезы, но она сдержала их.

— Нет, — прошептала девушка. — Думаю, что нет. Ты никогда не поймешь, что такое прекрасное, возвышенное, благородное чувство, никогда не поймешь, что такое любовь!

Блейн увидел под ее густыми роскошными ресницами блеск слез и пожалел, что не может забрать свои слова назад. Он не хотел обидеть ее. Она казалась такой невинной, такой очаровательной, и надежды, отваги и целеустремленности, склонной к болтливости. Ему никогда не нравились болтливые женщины, но что-то пленительное было в том, как она говорила без умолку.

— Скажи мне, как тебя зовут, — услышал он свои слова, произнесенные голосом более хриплым, чем ожидал.

Она ошеломленно смотрела на него.

— Зачем?

— Я хочу знать, как зовут женщин, которых целую.

Она сглотнула.

— Ты не поцелуешь меня. Но… Уиллоу. Меня зовут Уиллоу.

— Уиллоу, если бы я позволил тебе взглянуть туда и увидеть людей, которых сегодня убил — все ради тебя, — думаю, ты бы признала, что должна мне поцелуй. Один поцелуй. Плата за оказанные услуги.

— Рыцари не просят плату с тех, кому помогают. Они сражаются по долгу рыцарской чести, справедливости, правого дела…

— Я не такой, как другие рыцари. Я думал, ты уже это поняла. Я действую по собственным правилам. — Его рука обхватила ее талию и притянула ближе, другая погрузилась в ее локоны, ниспадавшие с плеч.

— Только один поцелуй, — мягко попросил он. Она почувствовала тепло его дыхания у себя на щеке.

Это было полным безумием, но она чувствовала, что колеблется. Везде, где он касался ее, возникали потоки тепла. Эти темные глаза, казалось, затягивали ее…

Соблазн поцеловать его был почти непреодолимым. Но Блейн — незнакомец. Ее враг, который стремился захватить ожерелье.

Он спас мою жизнь.

— Подумай об этом. — Рука Блейна крепче обхватила ее талию. Голос был тихим, убедительным. Как мог голос мужчины заставлять кровь так нестись по жилам, возбуждать, а сердце — ныть?

Какое-то странное волшебство…

— Вспомни, как ты пыталась подсыпать снотворный порошок в мой эль. И этот трюк, который ты проделала со мной на постоялом дворе, когда я хотел помочь тебе. Это было не очень благородно. Не мудро, — добавил он, хмурясь.

Она улыбнулась, не желая того.

— Ты, наверное, был вне себя от ярости, — прошептала Уиллоу.

— И на то были причины. — Его рука оставила в покое волосы девушки и перешла на изящный изгиб подбородка. — Я спать не мог, все думал о тебе. Я собирался свернуть тебе шею, когда поймаю. Но теперь… — Он улыбнулся многозначительной, завораживающей мужской улыбкой, от которой у Уиллоу подкосились колени. Хорошо, что он поддерживает меня, слабо подумала она.

— Мне хочется поцеловать тебя, Уиллоу.

Когда его губы произнесли ее имя, это стало ее погибелью. Не осознавая того, она чуть заметно кивнула. Его улыбка стала еще шире, и он наклонился ниже. Она задержала дыхание. Губы Блейна нашли ее губы.

Это был поцелуй глубокий и нежный. Уиллоу знала только, что весь мир исчез и не было ничего, кроме этого мужчины, этого момента, этого волшебства, когда его теплые губы уверенно и умело овладели ее губами. Блейн из Кендрика целовал ее долго и основательно. Он открыл для нее сладкие, неистовые ощущения, сдобренные огнем. Шок от наслаждения потряс ее, и она трепетала в его руках. С инстинктивным пылом она поцеловала его в ответ, и когда он наконец поднял голову, Уиллоу туманно посмотрела в его глаза. — Еще один, — хрипло сказал он.

Прежде чем она успела прошептать разрешение, он притянул ее к себе и поцеловал еще раз. Этот поцелуй был более сильный, глубокий и жадный, чем первый. Жар клокотал в ней, и она держалась за Блейна, не чувствуя боли, которая раньше обжигала плечо, осознавая лишь его мускулистые руки, обхватившие ее, его губы, плотно прижатые к ее губам, его язык, целеустремленно проникающий в ее рот.

Затем стало больше жара, больше огня, возник мускусный мир, далекий от невинности и солнечного света, и она потеряла разум. Чувства кружились вихрем, сердце колотилось, она не могла дышать… не могла думать… не могла остановиться…

Остановился Блейн, отстранившись от нее так неожиданно, что она задохнулась от смятения. Без его губ ее губы казались ей одинокими, покинутыми.

— Думаю… теперь ты заплатила свой долг. — Его дыхание было тяжелым, прерывистым. Он убрал от нее свои руки и отвернулся. Какого черта, что с ним происходит? Он не дал ей увидеть, как этот поцелуй потряс его. Она была девственницей, как он и предполагал, но то, как она целовала его, воздействовало на него сильнее, чем любой удар в рыцарских турнирах, в которых он когда-либо участвовал. Как такое может быть?

Он целовал сотни женщин, и ни одна не произвела на него такого впечатления, как Уиллоу. Ни у одной из них не было такого сладкого вкуса и такого чистого и свежего запаха, как у диких горных цветов. Ни одна не держалась за него так нежно — и не целовала в ответ с такой страстью. Он привык управлять собой в подобных ситуациях, но Уиллоу заставила его испытывать голод и жажду большего, чем он мог просить у нее.

Большего, чем он станет просить у нее.

Она была слишком молода, слишком невинна и слишком уязвима. Даже у него были свои ограничения — и правила.

Больше не целуй ее, сказал он себе. Думай о своей будущей невесте. Думай о том, как превзойдешь остальных в борьбе за супружеское ложе Мэйдин. Затем получишь все поцелуи — и все остальное, — что только захочешь.

— Ночь приближается. — Он сделал долгий вдох. — Мы теперь глубоко в лесу, и Идрик со своими людьми — и кто знает, какие еще дикие звери, — выйдет на охоту. Нам нужно найти убежище.

Он повернулся и увидел, что девушка все еще стоит в той же позе, в которой он ее оставил. Щеки ее были залиты румянцем, глаза ярко блестели, сладкие губы трепетали. Она была восхитительна — как спелый персик, который только что попробовали на вкус.

Я не могу больше вкушать ее, думал Блейн осторожно, в то же время испытывая наслаждение от одного взгляда на нее.

— Ты слышала, что я сказал? — спросил он. Его голос звучал хрипло, даже для его собственных ушей. — Нам нужно найти убежище. Давай, я приведу твою кобылу. Ты можешь ехать верхом?

Могу ли я ехать верхом? — оцепенело думала Уиллоу. Могу ли я думать? Могу ли я говорить? Да поможет ей небо, она вела себя, как тупица и дура, но поцелуи Блейна из Кендрика лишили ее всех чувств.

В кратком приступе паники она подумала, вернется ли к ней здравомыслие вообще когда-нибудь.

Она все смотрела на него и наконец восприняла выражение нетерпения и напряжения у него на лице.