видом. «Знаете ли вы в опросниках по социальным наукам группу людей, которые считают себя самыми счастливыми? Самый неразумный. Если они считают, что они счастливы, они счастливы. Те, кто лучше знают, часто огорчаются».

Рэндидли просто смотрел на своего клона.

Клон почесал щеку. «Знаешь, все мы четверо — часть тебя. Мы защищаем вас. Я говорю вам повернуть назад. Ты должен меня выслушать».

Рандомли вздернул подбородок. «Неужели эти воспоминания о моей матери так тяжело переносить?»

“Не совсем. Но они служат ключом, который открывает все остальное. Правду, которую ты избегал долгое, долгое время.

Он думал об этом, его разум пытался понять, с чем он имел дело из-за этой последней эмоции. До сих пор он имел дело с жалостью к себе, ревностью и гневом. Это были величайшие из его пороков. Они неуклонно усиливали насилие каждой эмоции, что делало эту четвертую итерацию, безусловно, отклонением. «Так кем же ты должен быть? Депрессия? Ненависть? …или даже одиночество?»

Клон только поморщился, как будто от ярлыка ему стало не по себе.

Рэнди вздохнул. — Ты хотя бы скажешь мне, прав ли я? Клон не ответил, но его инертные черты, казалось, указывали на отрицательный ответ. Рэндидли покачал головой. — В любом случае, это не имеет значения. Ради силы, которую вы несете, чтобы объединить мое эмоциональное море… Мне нужно заглянуть в эти воспоминания».

«Кто обладает большей силой, умирающий человек, привязанный к передней части поезда, или молодой человек с деревянным копьем?» — спросил клон.

Рандомли еще несколько секунд смотрел на клона. Он действительно не был уверен, что делать с философскими реакциями этого ядра негативных эмоций. — ...Ты понимаешь, что я не собираюсь останавливаться, да?

— Вот в чем хитрость, не так ли? Наконец, произошли изменения в характеристиках клона; это выглядело почти насмешливо. «Что могло заставить Рэндидли Призрачную гончую остановиться?»

Может, это жестокость? Случайно сморщил лицо. Но все же он переставил одну ногу за другой и пошел к первому воспоминанию.

Глава 2127.

Когда Рэндидли коснулся его краев, память жадно откликнулась; оно почти ждало его приближения. Лайт изгибался в формы, за доли секунды выстраивая маленькую замкнутую область. Несмотря на его мысленные приготовления, какая-то часть Рэндидли все еще вздрогнула, когда сцена, материализовавшаяся вокруг него, была такой знакомой.

Он стоял внутри одного из захудалых мотелей, между которыми путешествовала его мать после отъезда Рэндидли из колледжа. В те времена, когда он приходил домой, чтобы навестить ее, он тратил столько же времени на ее поиски, сколько и на то, чтобы тусоваться с ней. Губы Рэндидли скривились от отвращения.

Он забыл эти тревожные и смутно больные отчеты в первый год своего пребывания.

Его внимание сканировало окрестности. Жалюзи с оскорбительным узором были закрыты, и большая часть освещения комнаты исходила от голубоватого свечения телевизора. В дверь был заперт засов, а свет в ванной в дальнем конце комнаты был выключен. На диване в нижнем белье лежала… его мать.

Ее храп был до ужаса знакомым, хотя он так давно не слышал этого шума. Точно так же, как ее громкий смех, дрожащий выдох через ее нос отметил устойчивые движения стрелок часов в его подростковом возрасте. Особенно после ухода Иезекииля. Когда Рэндидли услышал храп, дневной страх прошел. Наконец-то он смог перевернуться на бок и уснуть. Или, по крайней мере, попытаться, пока рассвет не пробрался в окно и не разбудил его.

В комнате было грязно. Рядом с диваном стояла треснувшая коробка из-под пиццы, от просачивающегося содержимого которой исходил какой-то неприятный запах. На полу валялись смятые банки из-под пива, их было так много, что невозможно было выпивать их все за одну ночь. На дальней стороне смятой кровати нагромождено еще больше. Грязная футболка была брошена на пол, снята прямо перед сном и, скорее всего, будет снова надета, когда Эмили проснется.

Увидев это, он признал это. Он жаждал узнать, какой жизнью она жила. И из-за того, как она заставляла его чувствовать себя взрослеющим, он был слишком счастлив бросить ее, чтобы в одиночку столкнуться с темными импульсами.

Телевизор был выключен, но продолжал крутить бессмысленную карикатуру на жизнь.

Рэнди вздохнул. Она казалась такой маленькой и хрупкой в темноте. Особенно по сравнению с его нынешним телом. По ее бледной коже было видно, что она мало выходила из квартиры. Корни ее волос были седыми, что выдавало ее возраст, а также указывало на то, как давно она не красила их.

Возможно, из-за сна ее пальцы дергались во сне.

Когда он повернулся к своему эмоциональному клону, стоявшему над ее неподвижным телом, глаза Рэндидли сузились от ярости. «Зачем ты привел меня сюда? Это не моя память. А еще… это было до прибытия Нексуса.

Позади них приглушенный телевизор показывал повторы пресных комедий, еще не испорченных появлением Системы.

Серая проекция склонила голову набок, как бы сбитая с толку вопросом. «Кто сказал, что это будут твои воспоминания? Я просто сказал тебе не смотреть. Точно так же, как и в течение многих лет, даже после того, как информация стала доступной для вас с вашими мощными чувствами. Наши мощные чувства. Что ж, теперь вы здесь, несмотря на мои протесты. Так что не пытайся свалить это на меня».

Случайно повернулся и оглядел комнату. — Тогда это…

— Так умирает твоя мать. Клон подтвердил. «Раз уж мы здесь, мы будем наблюдать».

Случайно оттянул губы, обнажая зубы. «Значит, вы жестоки или высокомерны».

Не заинтересованный в его рассуждениях, клон отвернулся. Честно говоря, он не мог этого винить; правда заключалась в том, что он просто пытался отвлечься от дискомфорта, который он чувствовал здесь. Даже если это были не его воспоминания, ситуация была слишком знакомой. Рядом с ним вздымалась и опускалась грудь его матери.

Как только Рэндидли открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, мир перевернулся. Система прибыла в потоке света, ярости и энергии. Кометы чистой энергии пронзили каждую грань существования, изменяя их взаимоотношения. Случайно отшатнулся назад, ошеломленный и сбитый с толку как огромным движением смысла вокруг него, так и отсутствием воздействия.

Его мать даже не проснулась.

Очевидно, Рэндидли был обычным человеком, когда прибыла Система, но на этот раз он им не был. Он наблюдал, как он поглощает его родную планету, используя как свою чрезвычайно высокую Мрачную интуицию, так и свои Бесконечные зажигательные нити голубя Мойры. Даже мельчайшая чужеродная энергия, устремлявшаяся их окружать, подсвечивалась неоновыми красками.

Зияющая пасть Нексуса, хватающегося за Седьмую когорту, раскрылась и проглотила. Взрывная, жгучая