Андрей вполуха слушал ученические рассуждения Лидочки. В будущую новую революцию он не верил — наступала острая реакция на переживания этого утра, голова болела, движения стали какими-то замедленными, словно он продвигался в воде. Даже наклоняться, чтобы примерить ботинки, было трудно.

А еще хуже стало за обедом, особенно когда Ахмет уговорил его заказать по старой памяти шампанское. Он громко поспорил с Лидочкой, кто платит за обед, а у Андрея стала кружиться голова, и ему казалось, что он слышит, как совсем близко, внутри его, работает машина «Измаила», и он снова стоит в коридоре возле каюты, в которой разоружают адскую машину…

Лидочка почувствовала, что Андрею не по себе, и сказала, что надо вернуться в гостиницу. Андрею пора отдохнуть. Ахмет хотел было, чтобы они остались и выпили еще кофе, но Андрей согласился с Лидочкой — он был ей благодарен.

Они отошли довольно далеко от гостиницы, на улице не было видно ни одного извозчика — пришлось брести пешком, стараясь держаться в тени деревьев.

Навстречу им ехал извозчик.

В коляске сидел крестьянский сын Иван Иванович. При виде Андрея он пригнулся. Андрей догадался — схватился за злосчастный чемодан со своими контрабандными сокровищами.

Андрей хотел было засмеяться и рассказать друзьям о том, как они с Иваном Ивановичем тащили по морю проклятый чемодан, но извозчик уже уехал, а сил начинать рассказ не было.

— Сейчас, — сказал Ахмет, — он отвезет и вернется за нами.

— Нет, он не вернется, — сказал Андрей.

— А ты откуда знаешь?

— Иван Иванович заплатит ему любые деньги, только чтобы не вернулся и не сказал нам, куда он его отвез.

— Ты его знаешь?

— Мы вместе копали в Трапезунде и тонули на «Измаиле».

Еле живыми они добрели до гостиницы. Первым делом они ополоснули лица и руки в саду, где был устроен рукомойник. Здесь, под сенью больших деревьев, было прохладнее, и Андрею даже показалось на мгновение, что он сможет обойтись без сна. Но Лидочка знала лучше.

— Мертвый час, — объявила она, как в киндергартене. — Господа, мертвый час!

— Целый час? — обрадовался Андрей.

— Через час я вас бужу, мальчики, — сказала Лидочка. — Нам еще нужно о многом договориться, прежде чем Ахмет уедет.

Они поднялись на второй этаж.

— Вот наш номер, — сказала Лидочка.

Номер был таким же, как у Ахмета, — двухспальная широкая кровать, плетеные кресла и столик.

Лидочка быстро стала разбирать кровать.

— А ты где живешь? — спросил Андрей. Язык действовал с трудом. Глаза закрывались. Его покачивало, потому что «Измаил» еще не утонул, он несся по волнам к Батуму.

— Здесь же, — сказала Лидочка.

— Но я буду толкаться, — сонно пробормотал Андрей.

— Я не хочу спать, — сказала Лидочка.

Андрей не стал спорить.

— Отвернись, — сказал он, — мне надо раздеться.

— Я погуляю в саду, — сказала Лидочка.

— Спасибо, — сказал Андрей, которому не терпелось, чтобы Лидочка ушла — при ней ему неловко было раздеваться.

Андрей сел на край кровати, снял ботинки и уже не помнил, как раздевался дальше, — его начало укачивать… он снова был на транспорте, и надо было вырваться оттуда, чтобы не утонуть, как все остальные… сон был тяжелым, неровным, потным…

Андрей проснулся только вечером. И ему показалось, что он совсем не выспался, хотя проспал более трех часов.

* * *

Вечерело. В комнате было жарко. Свет заходящего солнца протянулся через весь пол и достал до кровати. Жужжали мухи.

Лидочка налила себе воды, и горлышко графина звякнуло о стакан.

— Сколько времени? — спросил Андрей.

— Седьмой час.

— Ужасно, — сказал Андрей. — А я как будто совсем не спал.

Он потянулся, откинул простыню.

— Все еще жарко, — сказала Лидочка.

Андрей смотрел на нее. Она стояла к нему вполоборота, пила воду, и солнечные лучи, наталкиваясь на нее, создавали вокруг оранжевое закатное сияние, которое точно обрисовывало линию груди и, пронизывая юбку, очерчивало ноги.

— Ты почему смотришь? — спросила Лидочка, оборачиваясь к Андрею и ставя стакан на столик, а солнце, подобно лучам рентгена, продолжало, незаметно для Лидочки, выдавать взору Андрея линию ее ног, словно Лидочка была совершенно обнажена.

— Иди ко мне, — сказал Андрей.

— Зачем? — спросила Лидочка низким, как бы не своим голосом, но подошла, остановилась в шаге от постели. Андрей приподнялся на локте и протянул к ней руку. Его пальцы дотронулись до ее бедра.

— Ты что? — спросила Лидочка, не двигаясь с места.

Андрей вскочил как животное — в мгновение. Он стоял рядом с Лидочкой в одних трусах — не заметил, как разделся, засыпая.

— Знаешь что, — сказала Лидочка. — Здесь, если идти кустами, по тропинке, — она не смотрела на него, а смотрела мимо на дверь, — то до моря шагов сто — не больше. Пошли искупаемся? Я ждала, когда ты проснешься, ну пошли, ладно?

Андрей приблизился к Лидочке так, что каждой клеткой своей кожи ощущал близость и теплоту ее тела — между ними был лишь незначительный слой воздуха.

— Не надо, — сказала Лидочка совсем тихо и подняла глаза на Андрея — на мгновение — и сразу же отвела взор, как будто испугалась, увидев что-то в глазах Андрея.

— Я люблю тебя, Лида, — сказал Андрей.

— Я тоже, — сказала Лидочка. — Пошли купаться, да?

Она сделала движение, чтобы отдалиться от Андрея, но, хотя он до нее не дотрагивался, не смогла двинуться, словно притянутая магнитом.

Андрей положил ей руки на плечи, еле прикрытые легкой тканью платья, и потянул к себе, и Лидочка покорно и мягко прижалась к нему и приоткрыла губы, чтобы встретить его поцелуй.

Это был совсем иной поцелуй, чем прежде, — поцелуй был лишь первым шагом на пути к любви, и потому он был иной, совершенно открытый, податливый и даже беспомощный поначалу, — но с каждой секундой он становился все более настойчивым. Настойчивость эта исходила не только от Андрея — Лидочка всем телом своим, грудью, животом, бедрами гладила Андрея, раскрываясь перед ним и приглашая его войти в нее, только в те мгновения Лидочка и не подозревала, что ее тело зовет Андрея, — она лишь сладко, до головокружения, целовалась с Андреем и даже, как ей казалось, удерживала Андрюшу, который совсем потерял голову, от неразумных действий, от слишком горячих лобзаний — именно такими были пролетающие в голове утешительные и чуть лицемерные мысли Лидочки, а диктовались они телом, которое жаждало обмануть строгий девичий разум, который вот-вот прервет безумную сладость объятий, — потому что так не положено! Так себя хорошие девушки не ведут!

И тело, обманывая Лидочку, старалось продлить наслаждение — еще на секундочку, — видишь, ничего страшного не произошло! — и еще на секундочку… Господи, чего же