Поймав ее взгляд, Соболинский сказал, растягивая слова:

– Вы нарочно делаете вид, что мы незнакомы, Александра Васильевна?

– Я вас просто не заметила.

– Да, должно быть, я затерялся в этой толпе, – нагло сказал Серж. – Такое со мной случается.

– Вы стали заметно меньше ростом с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Зато вы как будто выросли.

– И повзрослела, заметьте!

– И, похоже, разбогатели!

Он нацелил лорнет на ее бриллианты.

– Ах, мсье Соболинский! – тут же вцепилась в него возникшая как из-под земли Евдокия Павловна. – Вы совсем нас позабыли!

– Виноват, – навел на нее лорнет Серж. Евдокия Павловна заметалась.

– Как, впрочем, меняется мода! – всплеснула руками она. – Поведение и манеры нынешних молодых людей не идут ни в какое сравнение с тем, что было в наше время. Так почему же вы нас позабыли, мсье Соболинский?

Серж опустил лорнет и рассеянно улыбнулся:

– Я было увлекся хозяйством, Евдокия Павловна. Впрочем, размышления о крестьянской доле оказались для меня в тягость. Я заскучал, слушая отчеты управляющего по просьбе тетушки, и окончательно решил предаться лени. Этакое томное сибаритство мне более по нутру, нежели вонь крестьянских изб и грязные босые ноги селянок. Каюсь, что не заезжал к вам. Ваша младшая дочь забавляла меня своими рассуждениями о суровой крестьянской доле.

Теперь его лазоревый взгляд ласкал ее шею и плечи, отчего она пришла в бешенство:

– Конечно же, месье Соболинский, вам это в тягость! Это мы, бедные провинциалы, привыкли к запаху навоза и чеснока. Прошу простить, но аромат ваших духов вызывает у меня головокружение!

И она поспешно отошла. Владимир Лежечев уже спешил к ним. Впервые Шурочка ему откровенно обрадовалась. Спаситель! Тем более что объявили: «Кушать подано!» Идти к столу под руку с Сержем ей не хотелось, а граф так и не объявился. Неужели же он передумал?

Гости единодушно двинулись к накрытому столу, Владимир поспешно предложил ей свою руку и задал вопрос, который волновал его любящее сердце:

– Этот мерзавец опять рядом с вами, Александрин? Я вижу, вы его поощряете!

– Напротив, я не знаю, как от него избавиться! – громко сказала она. – Мсье Соболинский так назойлив!

Серж уже подхватил Долли и шел следом. Разумеется, он это слышал! Но когда это Соболинского пугали соперники? И когда его останавливал отказ? Напротив, все это его распаляло.

– Надеюсь, что мы откроем бал вместе с вами? – спросил Владимир, усаживая ее за стол.

– Да, разумеется, – рассеянно ответила она. Что ж, пусть первый танец будет за Лежечевым.

Но стоило ей представить упоительную близость во время вальса, как сердце в груди забилось тревожно и часто. Вальс! Какое дивное слово! Шурочка жадно училась на тех немногих уроках танцев, что выпали на ее долю, в основном усилиями Жюли, и больше всего любила именно вальс. Хотя и побаивалась. А вдруг она неуклюжа? Она же так давно не танцевала! И танцевать его с Лежечевым? Нет, вальс – это танец любви! А ей, то есть любви, она только что наговорила дерзостей. Вечер, кажется, был испорчен.

Она почти ничего не ела и то и дело ловила на себе недвусмысленный взгляд Сержа. Кажется, он разозлился. Хорошо хоть, не доставал больше свой лорнет! Соболинский лениво перебрасывался словами с двумя соседками, всем своим видом демонстрируя, что ему здесь скучно. Одна из них, Долли, просто из кожи вон лезла, чтобы ему понравиться. Но он, казалось, интересовался только французской кухней. Надо отдать должное: повар у Федосьи Ивановны был замечательный! Как и скрипача, она выучила его за границей, только не виртуозной игре на музыкальном инструменте, а искусной стряпне, и теперь не без удовольствия выслушивала комплименты гостей подаваемым блюдам.

– А фрикассе, господа, мой Парамошка готовит не хуже, чем повара в петербургских ресторанах, ей-богу! Вот, Сереженька подтвердит.

– Несомненно, тетушка, – усмехнулся Соболинский.

– А накладно это, уважаемая Федосья Ивановна, обучать за границей дворовых людей? – спросил помещик Оврагов, поглаживая жидкие бакенбарды.

– Ох, батюшка, как накладно! Да иностранные-то повара и музыканты обходятся, чай, еще дороже. И за волосы, ужо, их так-то не потаскаешь, как я моего Парамошку да Фильку-скрипача!

Шурочка порозовела и посмотрела на Сержа. Сам-то он денди, а тетушка его кто? Дворовых за волосы таскает и не стесняется в этом публично признаться! А гости одобрительно смеются! Но Серж сделал вид, что ничего такого не замечает.

Гости с аппетитом работали челюстями, отдавая должное Парамошкиным стараниям. Стол был великолепен, да и цимлянское лилось рекою. Блюдами обносили по старинке, по чинам. Федосья Ивановна Соболинская чтила традиции предков. Так и не выйдя замуж, она осталась в старых девах, и порядок, заведенный в доме еще покойным отцом, был для нее священен. Век минувший цеплялся изо всех сил за это имение, а старая барыня сему потакала. Наряду с французскими деликатесами на столе было место и квасу, и различного рода выпечке, расстегаям, сладким пирожкам, которые подавали вместе с бламанже. Здесь, за этим столом, все смешалось, наше и иностранное: тосты, двусмысленные элегии, поздравления имениннице, забавные частушки, была даже пара переделанных песенок в исполнении дворянских отпрысков, обученных французскому языку. Гувернеры на дальнем конце стола, коим еды досталось мало, внимательно следили за лакеями, разносящими кушанья, а не за своими воспитанниками, запинавшимися в особенно трудных местах. Но в общем веселье всех этих нелепостей и досадных ошибок никто не замечал. Шурочка же с замиранием сердца ждала танцев. Что же делать, если Серж пригласит ее на вальс? А что делать, если не пригласит?

Наконец затянувшееся застолье закончилось, в гостиную понесли карточные столы и чай. Девицы, перешептываясь, оправляли свои примявшиеся платья и приводили в порядок прически. Гости солидного возраста настраивались на серьезную карточную игру, молодежь готовилась веселиться. И вдруг…

И вдруг все смолкло. Потом по залу прокатился ропот. Ряды гостей непроизвольно раздвинулись, и Шурочка увидела графа Ланина в простом черном фраке. Он извинился за опоздание и подошел с поздравлениями к имениннице. Федосья Ивановна занервничала, щеки ее были красными от выпитого вина, руки вспотели, так было жарко в переполненном доме. А к важному вельможе уже спешил губернатор, который тоже почтил своим присутствием дальнюю родственницу помещицу Соболинскую.

Фраза «у него миллионы» поистине магическая. Она, словно золотой ключик, открывает любые сердца. Ланин был не при параде и держался весьма просто, но вокруг него сразу же образовалась пустота. Ему почтительно кланялись и улыбались, но издали. Никто не смел, приблизиться к нему без его дозволения, коим стал бы благосклонный взгляд. Но и отходить никто не спешил.