Риторик Филострат Старший, около 220 г., по просьбе Юлии Домны, жены Септимия Севера и ревностной покровительницы реформы язычества, идеализировал жизнь языческого мага и прорицателя Аполлония из школы Пифагора и сделал из него святого аскета, богодухновенного философа, религиозного реформатора и чудотворца, чтобы, как обычно считается, несмотря на отсутствие прямых доказательств, выставить его соперником Христа, имеющим равное право на человеческое поклонение[106].

Сходство между ними в основном заключается в следующем: Иисус был Сыном Божьим, Аполлоний — сыном Юпитера; рождение Христа было отмечено появлением ангелов, рождение Аполлония — вспышкой молнии; Христос воскресил дочь Иаира, Аполлоний — юную римлянку; Христос изгонял бесов, Аполлоний тоже делал это; Христос воскрес из мертвых, Аполлоний являлся после смерти. Образ Аполлония включает в себя и отдельные черты апостолов, например, чудесный дар языков, потому что он понимал все языки мира. Подобно святому Павлу, он получил образование в Тарсе, работал в Антиохии, Ефесе и других городах, был преследуем Нероном. Как первые христиане, он был ложно обвинен в принесении в жертву детей в ходе каких–то мистических обрядов[107].

С той же самой тайной полемической целью Порфирий и Ямвлих приукрасили жизнь Пифагора и представили его как высший образец мудрости, даже как божество во плоти, языческого Христа.

Конечно же, эти попытки христианизировать язычество были так же бесполезны, как попытки пробудить труп. Они не произвели впечатления на современников и тем более на последующие поколения. Они стали косвенным свидетельством в пользу христианства: они доказали внутренний упадок ложной и неуклонный прогресс истинной религии, которая стала формировать дух века и влиять на общественное мнение вне церкви. Изобретая ложных персонажей в подражание Христу, авторы косвенным образом воздавали почести Христу историческому, подтверждали тот факт, что человечество поклоняется Ему и восхваляет Его.

См. список литературы к §34.

Один из ведущих неоплатоников совершил прямое нападение на христианство и был в глазах отцов церкви его заклятым и самым опасным врагом. В конце III века Порфирий написал объемный труд против христиан в пятнадцати томах, за которым последовали многочисленные опровержения от самых выдающихся учителей церкви того времени, в частности Мефодия Патарского, Евсевия Кесарийского и Аполлинария Лаодикийского. В 448 г. все копии труда Порфирия были сожжены по приказу императоров Феодосия II и Валентиниана III, и теперь мы можем судить о нем только по отрывкам, которые цитируют отцы церкви.

Порфирий особенно нападает на священные книги христиан, о которых он знает больше, чем Цельс. Он постарался, и весьма критически, выявить противоречия между Ветхим и Новым Заветами, а также между учениями апостолов, тем самым опровергая божественное происхождение этих произведений. Он представляет пророчества Даниила как vaticinia post eventum и критикует аллегорическое толкование Оригена, приписывающего трансцендентальное значение книгам Моисея, как противоречащее их здравому смыслу. Прежде всего он воспользовался преимуществом, которое дал ему спор между Павлом и Петром в Антиохии (Гал. 2:11); первого он упрекнул в склонности к раздорам, второго — в ошибке и сделал вывод, что учение подобных апостолов должно быть основано на лжи и заблуждениях. Даже Иисуса он обвинил в противоречивости и непоследовательности, сравнивая Его поведение в Ин. 7:8 со стихом 14.

Однако Порфирий не отвергал христианство полностью. Как многие рационалисты современности, он разграничивал изначальное чистое учение Иисуса и вторичное, искаженное учение апостолов. В другом труде,[108] «Об оракулах как источнике философии», часто цитируемом Евсевием, а также Августином[109], он говорит, что мы не должны хулить Христа, Который был выдающимся человеком в плане Своего благочестия, но стоит лишь пожалеть тех, кто поклоняется Ему как Богу. «Эта благочестивая душа, вознесенная на небеса, превратилась в повод для разочарований для тех душ, кого судьба лишила дара богов и знания о бессмертном Зевсе». Еще более примечательно в этом отношении его письмо к жене Марцелле, которое опубликовал А. Май в Милане в 1816 г., необоснованно считая, что Марцелла была христианкой. В этом письме Порфирий замечает, что рожденное от плоти есть плоть, что в вере, любви и надежде мы приближаемся к Богу, что зло существует по вине человека, что Бог свят, что самая угодная Ему жертва — чистое сердце, что мудрый человек является одновременно храмом Божьим и жрецом в этом храме. В свои на первый взгляд христианские идеи и выражения он, без сомнения, вкладывал и свой смысл, по сути отличающийся от того, который они имеют в контексте Писания. Но это показывает, насколько велико было в те дни влияние христианства на его оппонентов и как язычеству невольно приходилось соглашаться с ним.

Последним литературным противником христианства в тот период был Иерокл, который, будучи сначала губернатором Вифинии, а позже, при Диоклетиане, — Александрии, преследовал эту религию и с мечом в руках, и подвергая дев–христианок участи худшей, нежели смерть. Его «Правдолюбивые речи» были уничтожены, как и труды Порфирия, вследствие ошибочного рвения императоров–христиан и известны нам только из ответа Евсевия Кесарийского[110]. По–видимому, он просто повторяет возражения Цельса и Порфирия, а также проводит параллель между Христом и Аполлонием Тианским в пользу последнего. Христиане, говорит он, считают Иисуса Богом на основании нескольких незначительных чудес, ложно приукрашенных апостолами, но язычники ближе к истине, когда считают более великого чудотворца Аполлония, а также Аристида и Пифагора просто любимцами богов и благодетелями человечества.