Среди выживших были Люси и Космо Дафф Гордон, которые направлялись на показ Люсиль в Нью-Йорке. Элинор Глин была у себя дома на Грин-стрит, когда появились первые слухи о катастрофе. В истерике, отчаянно пытаясь выяснить хоть что-то о сестре, она позвонила в офис Ральфа Блуменфельда. Как выяснилось, беспокойство было напрасным. Люси и ее муж получили места в шлюпке, несмотря на то что по договоренности первыми должны были спасаться женщины и дети. Вскоре подоспели еще более возмутительные новости: говорили, будто шлюпка была полупустой, но они не вернулись, чтобы спасти других пассажиров. Семейство Дафф Гордон подверглось опале в прессе, а злые языки получили настоящий подарок. Одни говорили, будто Дафф в спешке накинул что-то из экзотических нарядов своей жены и прикинулся женщиной, чтобы получить место в шлюпке (что представляется маловероятным, учитывая, что он носил окладистую бороду). Другие утверждали, что Люси потребовала, чтобы он оставался рядом с ней, – и это кажется более правдоподобным. После того как Дафф Гордоны дали показания в ходе расследования, их действия оправдали, но Люсиль так и не удалось восстановить свою репутацию в Лондоне, и она переместила штаб-квартиру своего модного бизнеса в Нью-Йорк. Вскоре после этого Дафф и Люси расстались, однако прошлое не оставляло их. Еще многие годы, куда бы они ни направились, их преследовали обвинения в бегстве с тонущего корабля. Только спустя девяносто пять лет было опубликовано письмо горничной Люси, которое доказывает, что им просто повезло: кто-то из членов экипажа сопроводил их к практически пустой шлюпке.

Гарри очень серьезно относился к вопросам социальной ответственности и регулярно проводил в магазине благотворительные мероприятия. Аукцион или модный показ, посвященный благому делу, имел дополнительную ценность в том, что собирал в одном месте всех богатых, титулованных и известных людей. В апреле того года в ресторане «Палм-корт» прошел благотворительный аукцион в поддержку фонда помощи потерпевшим бедствие на «Титанике». В качестве ведущей выбрали знаменитую актрису Мэри Темпест. Звезды театра считались естественным выбором – ведь Селфридж обожал сцену. Кроме того, актрисы привлекали внимание прессы и всегда были рады раздать автографы посетителям.

Одной из любимых пьес Гарри – не в последнюю очередь потому, что в ней говорилось о моде, – была «Мадрас-Хаус», написанная и поставленная Харли Гренвилл-Баркером. Селфриджа бесконечно восхищал этот молодой ультрамодный драматург и продюсер, и Гарри покупал на все его постановки целые пачки билетов и распространял их среди своих сотрудников, которые вынуждены были идти, хотели они того или нет. Для Гренвилла-Баркера, чьи интригующие произведения часто вызывали у публики смешанную реакцию, щедрость Гарри являлась просто даром. Для сотрудников магазина – чем-то средним между благословением и проклятием.

К тому времени оборот магазина вырос; медленно, но верно, возрастала и прибыль: пятьдесят тысяч фунтов в 1912 году, сто четыре тысячи фунтов в 1913-м, сто тридцать одна тысяча в 1914-м. Селфридж, поспоривший с сэром Джоном Маскером, что сможет достичь своих финансовых целей, вскоре стал гордым обладателем нового «Роллс-Ройса». Шквальный огонь со стороны финансовых изданий стих. Вот как «Экономист» прокомментировал последние финансовые показатели: «Это не оглушительный успех, но бизнес идет в гору».

На утренних летучках новые идеи лились рекой. Появились подарочные сертификаты. Вялая утренняя торговля оживилась после введения специальных дополуденных скидок. Открылся отдел товаров для домашних животных, особое внимание в котором уделялось мопсам – любимым собакам Селфриджей. Во время солнечного затмения в 1912 году посетители могли наблюдать завораживающее зрелище из сада на крыше универмага. Хотя им выдали для защиты глаз очки с цветными стеклами, большинство предпочло наблюдать за отражением в прудах с рыбками. Роджер, кот, живущий в бойлерной, вероятно, интуитивно почуял рыбок и поднялся из подвала на крышу, преодолев шесть этажей, – и свалился оттуда на мостовую. Его кончину оплакивали тысячи лондонцев.

О трагической гибели кота сообщил «Каллисфен» – это была новая идея Гарри Селфриджа. Статья появилась в ежедневной колонке в «Морнинг пост». Колонка выходила в различные дни и в нескольких других газетах – в «Таймс», «Дейли телеграф», «Ивнинг стандард», «Дейли мейл» и «Дейли экспресс», а также в «Пэлл-Мэлл газетт» покойного мистера Стеда. «Каллисфен, – как объяснял Селфридж, – был первым в истории человечества специалистом по связям с общественностью». На самом деле это был родственник Аристотеля, который привлек внимание Александра Македонского и был приглашен сопровождать его в походах в качестве официального летописца.

Колонка «Каллисфен», обычно размером в 500 слов, с мелкой подписью «Селфридж и Ко, Лтд», отражала «политику, принципы и мнения Палаты бизнеса по отношению к различным вопросам, представляющим интерес для общественности». В ней рассматривались самые различные вопросы – от тоннеля под Ла-Маншем, к которому Гарри Селфридж питал настоящую страсть, до загруженности Оксфорд-стрит, вызывающей серьезное беспокойство у администрации магазина. Время от времени право авторства колонки передавалось какой-нибудь знаменитости, желающей выразить мнение по определенному вопросу: так, еще на заре проекта одну статью написала Элинор Глин.

У большинства других торговцев «Каллисфен» вызывал только смех: они не понимали, зачем Селфриджу вкладываться в такую неявную рекламу. В действительности же эти заметки иногда были завораживающе интересны, иногда милы и сентиментальны, но всегда честны, и это притягивало людей к «семье Селфриджес». Редакция «Нью эйдж» хохотала до упаду, называя колонку «жаргонной писаниной», но «Каллисфен» стал частью повседневной жизни лондонцев и оставался ею до 1939 года.

«Каллисфен» был достаточно смел, чтобы даже поднять тему прав женщин. Селфридж поддерживал суфражисток и всегда размещал рекламу магазина в журнале «Женский голос», особенно подчеркивая, что в универмаге можно найти ленты, ремни и сумочки «в цветах феминистского движения». В «Селфриджес» можно было найти канцелярию с отпечатанным слоганом «Голос женщинам!» и даже суфражистское рождественское печенье! В 1912 году суфражистки впали в неистовство, вышли на улицы и принялись сеять хаос, швыряя кирпичи в окна магазинов Уэст-Энда. Стоимость ущерба составила несколько тысяч фунтов. Глубоко огорченный директор магазина «Либерти» сказал в интервью газете «Ивнинг ньюс»: «Женщины, увы, обратились против святынь, которым раньше поклонялись». Учиненный погром никак не коснулся магазина «Селфриджес». Вероятно, Гарри, сочувствующий делу суфражисток, получил своего рода иммунитет – или же протестующие просто понимали, что витрины в универмаге сделаны из непробиваемого листового стекла.

Часто упоминается, что розничная торговля была одной из первых сфер, где женщина получала карьерные возможности. В действительности большинство женщин работали только в торговых залах – хотя в «Селфриджес» были еще девушки-лифтеры в очаровательных белых панталонах и сапогах с кисточками в псевдорусском стиле. Конечно, в штате Селфриджа дамы работали и в отделе закупок, и некоторым из них был вверен весьма внушительный бюджет. Сама мадам Селфридж установила на террасе универмага бронзовую мемориальную доску, которая гласила: «Эта доска установлена здесь как дань уважения труду женщин, помогавших построить этот бизнес, в память об их невероятной преданности делу и высочайшему профессионализму». Несмотря на эти трогательные чувства, при жизни Гарри Гордона и в течение долгого времени после его смерти ни одна женщина даже близко не подошла к должности директора, не участвовала в заседаниях совета директоров или хотя бы в планировании инвестиций.