– А может, тебя грохнул тот мужик из «уазика»? И мы тогда вовсе не бред, а твои посмертные видения? Может, ты умер?

Толстуха продолжала хрипеть, выкатывая глаза и не отрывая дикого взгляда от суфлерской будки. Она явно не ожидала, чем все это закончится, и Филе стало нестерпимо жалко ее. Он понял, что она, как и он, здесь не по своей воле. Что ее заманили сюда, пообещав неизвестно что, а теперь убивают, и никто в зрительном зале не собирается ей помочь.

Филя услышал, как публика в своих креслах начала всхлипывать, и тоже заплакал. Ему было жалко не только актрису, но и самого себя. Его мало что примиряло с жизнью, но сцена, в которой только что сыграла несчастная толстуха, была исключением. Он дорожил ею, зная, что был человеком в тот момент, когда так сильно страдал, и теперь, когда над этим так зло насмеялись, ему было обидно, что у него навсегда отнимают эту сцену и что у него больше нет силы, нет аргумента, при помощи которого он до сих пор еще мог примириться с жизнью. Он чувствовал, что теряет его сейчас навсегда, и от этого безутешно плакал.

– Вот видишь, – толкнул его в бок торжествующий демон. – А ты говорил – не проймет.

– Да пошел ты, – выдавил Филя.

– Ах ты, козел! – закричал демон. – Пахай!

Коротко размахнувшись, он врезал Филе сначала под ребра, а потом по лицу. От второго удара тот потерял равновесие и полетел куда-то вниз. Падение на этот раз было недолгим. Ударившись затылком о железную батарею, Филя открыл глаза и увидел склонившегося над ним мужика из «уазика». В руке тот держал фонарик.

– Тут сиди, – сказал мужик. – На улицу не лезь. И в машины чужие тоже. А то зашибет кто-нибудь.

Филя огляделся и понял, что его снова затащили в подъезд. Левая скула и бок ощутимо болели.

– Ты меня бил, что ли?

– В следующий раз вообще убью. Сиди тут, я сказал.

Мужик сплюнул и пошел к выходу. Открыв дверь, он почему-то остановился, затем вернулся к сидевшему на полу Филиппову, стащил со своей головы лохматую шапку и бросил ее тому на колени.

– На. А то совсем сдохнешь.

– Спасибо, – сипло пробормотал Филя.

В горле у него пересохло.

* * *

Шутки шутками, но надо было двигаться дальше. Филя не любил, когда его грезы становились настолько предметны и осязаемы. Это портило ему настроение. Он даже реальность подпускал к себе лишь по утрам и терпел ее до первого глотка вина. Все, что происходило потом, было комфортно отодвинуто в матовую неопределенность. Теперь из-за отсутствия спиртного защититься ему было нечем, однако из двух зол он все же предпочитал реальность. Грезы раздражали его унылой пассивностью, которая всегда отводилась ему. В своих собственных снах и кошмарах Филиппов не играл главных ролей. Им вечно манипулировала какая-то посторонняя сила. Хотя бы поэтому теперь надо было вставать и двигаться дальше.

– Сам пойду, – пробормотал он, поглубже натягивая на себя чужую шапку. – Куда захочу, туда и пойду.

Пошарив по карманам пальто, он нащупал зажигалку, почиркал ею несколько раз и наконец заморгал на оранжевый столбик пламени. Зажигалка почти ничего вокруг Фили не осветила, но ему это было неважно. Главное, что в руках у него теплилось что-то живое. Сдвинув рычажок влево, он вполовину уменьшил пламя и не отпускал клапан, пока металлическое колесико не нагрелось так сильно, что обожгло ему большой палец. Он чиркнул еще раз и попытался удерживать клапан так, чтобы не касаться металлических деталей, но через несколько секунд это стало невозможно. К тому же газ надо было беречь. Даже тот малый свет и тепло, что давала зажигалка, могли очень пригодиться в его одиссее. Родной город, Филя чувствовал это, выложил на стол далеко не все свои карты. Новых сюрпризов можно было ждать в любое мгновенье.

Выйдя на крыльцо, он увидел силуэт поджидавшей его собаки. Сидевший внизу пес вскочил на ноги, тонко и коротко заскулил, а затем скрылся под домом. В темноте и в тумане все это, конечно, могло померещиться, но в подъезде все-таки было гораздо темнее, поэтому Филя вынужден был признать, что скорее всего видел собаку на самом деле.

– Псина, как же ты задолбала, – бурчал он, осторожно спускаясь по бугристым от наледи ступеням. – Ну чего тебе надо?

Заглянув под дом, он попытался разглядеть хоть что-нибудь между сваями.

– Эй… – позвал Филя. – Ты где, тварь?

В ледяной темной бездне что-то завозилось. Филя хлопнул рукой по бетонному перекрытию у себя над головой:

– Иди сюда! Я туда не полезу.

В нескольких метрах от него снова послышалось тонкое, едва уловимое поскуливание. Странно было слышать подобные звуки от огромного пса, но что было не странно этой ночью?

Холод уже начал завинчивать Филю в свои безжалостные тиски, поэтому надо было решаться – либо обратно в подъезд, либо вперед – навстречу тому, что скулило там за сваями. Филя негромко, но изобретательно выругался, зажал рукой воротник пальто и, склонив голову, шагнул в гулкую темноту. Ему в любом случае нужно было на ту сторону дома. Обходить эту громадину в семь или восемь подъездов заняло бы у него значительно больше времени. А значит – тепла.

Вытянув свободную руку вперед, некоторое время он весьма бодро продвигался между сваями. Ноги его наконец перестали скользить, и он мог целиком и полностью сосредоточиться на своих инстинктах летучей мыши. Которых, впрочем, не оказалось. Навык эхолокации у него явно был недостаточным. Чувствительно стукнувшись пару раз плечом об угол гигантской сваи, он стал осторожней и решил больше полагаться на слух. Скулившая псина постоянно меняла свое местоположение, поэтому Филя в конце концов плюнул на ее поиски и двинулся к противоположной стороне дома.

В любой другой ситуации он сам сравнил бы эти блуждания в кромешной тьме посреди огромных квадратных столбов с беготней подопытной мышки в исследовательском лабиринте, однако сейчас от его иронии не осталось никакого следа. Наряду со всем остальным в его трясущемся организме холод парализовал Филин сарказм, пофигизм, злую насмешливость и казалось, что даже саму способность мыслить. Тягучие обрывки того, что раньше было бы мыслями, переползали в его голове с места на место, как замерзающие улитки, не складываясь практически ни во что. Он представлял, что очутился под брюхом динозавра из фильма Стивена Спилберга, вспоминал про джунгли и про тепло, усмехался тому, что именно здесь, под такими домами, летом было самое лучшее место, чтобы спрятаться от невыносимого местного зноя, а еще сходить в туалет, а еще выпить водки из горлышка перед школьной дискотекой, или дождаться Нину, когда она пойдет с репетиции, а потом вбежать за нею в подъезд.

– На фига я полез сюда? – содрогаясь, выдавил он. – Надо было… там…

Налетев еще несколько раз на сваи, он понял, что в поисках псины потерял направление и, возможно, идет не поперек, а вдоль дома, подобно фрагменту планктона, путешествующему в теле кита. Или подобно Ионе, которого проглотили не в Средиземном море, а далеко за полярным кругом, и кит ему достался свежемороженый, а не уютный и теплый, как полагалось в первоисточнике.