В который раз уныло выслушав голос дикторши, Веня все же решил пойти в бар. Но, во-первых, – через сортир, а во-вторых, в баре первым делом выпить не пива, а чаю. Да с какими-нибудь сосисками или на худой конец – бутербродами.

В сортире ощутимо пованивало и вдобавок не работала половина кабинок – и без того не ахти какой просторный пис-холл был поделен пополам полосатой полицейской ленточкой, заходить за которую, понятное дело, не рекомендовалось. Все эти радости Веня выяснил еще перед первой задержкой. С унынием отметив, что земная космонавтика, в общем-то, переживает упадок, Веня подхватил сумку и зашагал через зал в направлении сортира.

«А с чего бы ей переживать расцвет, земной-то космонавтике? – думал он. – Целей достойных нет. Пашем на науку, каковая сейчас мало кого всерьез интересует».

Ситуация и впрямь была довольно унылая. Космос перестал манить людей, вот в чем беда. Человечество закрутилось в делах земных, как белка в колесе, погрязло в сиюминутных колыбельных проблемах. Околоземное пространство, правда, освоили довольно густо – плюнуть некуда, чтобы не угодить на обшивку какого-нибудь спутника. Собственные аппараты на орбиту даже Камбоджа и остров Питкэрн запустили. Ибо – связь, навигация, метеонаблюдение, шпионаж, в конце концов. В этом люди видели практический смысл. А какой практический смысл, скажем, в полете на Луну? Или на Марс? Что там делать, на Луне или Марсе? Месить инопланетную пыль? Что, кроме морального удовлетворения, могло получить человечество от высадки на безжизненные планеты, рядом с которыми даже знаменитая Долина Дьявола выглядит райским уголком? Ну, кое-какие научные данные, бесспорно, пополнились бы. Но от этого у программиста из Кентукки или садовода из Коктебеля разве денег прибавится? Или срок жизни удлинится?

Жители Земли становились все более и более приземленными и практичными. Особенно по мере того, как принялась загибаться природа и перестало хватать ресурсов. Каким образом на скудненькие космические исследования и подобные им программы изыскивались средства, Веня даже не представлял.

Погруженный во все те же философские, с оттенком грусти, мысли Веня вошел в бар. Почти одновременно с объявлением дикторши о посадке борта «Ниппон» – «Холодный» – «Омега-двенадцать» – «Канаверал».

«Хоть у кого-то проблем нет, – подумал Веня. – Впрочем, откуда я знаю – по расписанию этот борт сел или как обычно? Вряд ли как обычно…»

Он успел заказать чаю с сосисками и просмотреть первую полосу позавчерашней газеты, валяющейся на столе. А потом поднял взгляд на входные двери. Скорее всего, реагируя на чей-то пьяный возглас, диссонансом разорвавший тишину сонного бара на почти пустом космодроме.

«Севшие, что ли, надрались в полете?» – подумал Веня с неудовольствием. Сейчас любая мысль о полете вызывала у него неудовольствие.

А потом Веня встал и заорал сам:

– Зоран!!! Твою мать!!!

Надо же! Зоран Радманица!! Мало того, что однокашник, так еще и сосед по комнате в академической общаге!!

– Веня!! – Зоран с трудом сфокусировал взгляд, но приятеля все же узнал. – Чего это ты тут торчишь?

– Борта жду! – Веня подбежал к оч-чень не слабо поддавшему Зорану – на ногах тот держался еле-еле. Но Радманица всегда отличался тем, что, даже когда на ногах держался нетвердо, неизменно сохранял ясность мышления.

– Дался тебе этот борт… – фыркнул Зоран. – Бросай космос ко всем чертям. Поехали ко мне, в Струмицу! К маме! Виноград убирать!

– Я бы с радостью, – вполне искренне вздохнул Веня. – Но сам же знаешь – работа, будь она неладна…

– Уже не знаю, – заявил Зоран и рухнул на стул. – Меня уволили.

Веня уселся на свое место и тут же подавил желание вновь вскочить.

– Как уволили?

– А вот так. Вышвырнули. Без выходного пособия. Ты что это тут пьешь? Чай? Рехнулся, да? Официант, водки!

– Погоди, погоди, – затараторил Веня. – Расскажи толком. В чем дело? И чем ты вообще занимался? Или подписка?

– Была подписка. Понимаешь – БЫЛА. Теперь нету. Вольный птах.

Официант за стойкой неторопливо загружал поднос. Графинчик, рюмки, сок, фужеры. Салфетки.

– Где работал? – не унимался Веня.

– Станция «Омега-двенадцать».

– Это оборонка какая-нибудь?

– Ну, можно сказать и так.

– А за что вышибли?

– За безделье. Там и одному-то работы раз в году на два часа. А нас четверо было.

– Н-дя, – Веня задумчиво почесал кончик носа. – Ну, чем занимались, я не спрашиваю…

– А ты спроси, – Зоран покосился в сторону официанта – тот как раз обходил стойку, чтобы подхватить сервированный поднос со стороны зала. – А я отвечу. Морочили голову инопланетянам.

Веня едва не поперхнулся чаем.

– Кх… Кому?

– Инопланетянам, – невозмутимо повторил Зоран. – Ей-ей не вру.

Веня принялся затравленно озираться, но в баре, кроме них, находились только официант да какой-то грузный толстяк перед экраном эс-ти-ви. В ушах толстяка чернели акустические бусины и разговор приятелей он слышать не мог по определению.

Официант разгрузил поднос, справился, не нужно ли еще чего и, услышав единодушное «нет», тотчас смылся за стойку.

Не медля ни секунды, Зоран наполнил рюмки водкой, а фужеры соком и выдохнул:

– Давай, Веня! За что-нибудь хорошее!

И залпом сглотнул свои законные семьдесят грамм.

Пока Веня протискивал в желудок водку да запивал соком, Зоран без всяких церемоний наколол на Венину вилку одну из Вениных сосисок и принялся как ни в чем ни бывало уплетать. Веня протестовать не решился.

– Ты не знал, что ли? – не прожевав толком, продолжал Зоран. – Лет тридцать назад засекли беспилотный аппарат за орбитой Юпитера. Явно разведывательный. Прикинули траекторию – из системы Центавра. Ближайшие, так сказать, соседи нами заинтересовались. Ну, в общем, решили их радиопередачи, во-первых, раскодировать, а во-вторых… на всякий случай откорректировать, если пойдут данные о Земле. Этим я собственно, и занимался два года. Вкручивал соседям, что Земля безжизненна, бесплодна и ни разу не интересна.

– Н-да, – с завистью вздохнул Веня, на миг позабыв даже о прискорбном факте увольнения Зорана. – Интересно живете… то есть интересно жили… прости.

– Да ладно, – отмахнулся Зоран и снова потянулся к графину.

«А я, понимаешь, два года сканировал осточертевшие марсианские пустыни. Да ломал голову над тазионарными аномалиями – сдвигом и двумя всплесками на стандартных тазиограммах. Офигительно интересно».

От мысли, что проклятый шаттл когда-нибудь все-таки взлетит, Веня доберется до опостылевшего «Гелиотропа» и не менее опостылевшей лаборатории и снова будет сидеть перед экраном и тасовать безликие цифры в поисках ускользающего объяснения, стало еще гаже. Поэтому наполненную Зораном рюмку Веня воспринял уже с одобрением.