Ford Motors поставляла хунте автомобили, а та в свою очередь оказывала ей ответные услуги: очищала сборочные конвейеры компании от доставляющих неприятности профсоюзных активистов. До переворота Ford была вынуждена сделать немало серьезных уступок своим работникам: вместо 20 минут на обед отводился один час, а 1 процент от стоимости каждой проданной машины тратился на социальные программы. Все это резко изменилось в день переворота, с началом контрреволюции. Фабрика Ford в пригородах Буэнос-Айреса превратилась в вооруженный лагерь, ее заполнили военные машины, в том числе танки и жужжащие над головами вертолеты. Согласно показаниям рабочих, подразделение численностью не менее сотни солдат постоянно находилось на фабрике. «Казалось, как будто мы тут, на фабрике Ford, воевали. И все это было направлено против нас, рабочих», — вспоминает Педро Трояни, один из представителей профсоюза.

Солдаты прочесали здания, схватили наиболее активных членов профсоюза — по указанию мастера фабрики — и надвинули им на глаза капюшоны. Трояни также вытащили из конвейерного цеха вместе с другими жертвами. Причем, как он вспоминает, «прежде чем отдать меня под стражу, они провели меня по фабрике; они делали это совершенно открыто, чтобы другие могли видеть: таким образом Ford избавляется от профсоюзного движения». Но самое поразительное произошло потом: вместо того чтобы быстро доставить в ближайшую тюрьму, солдаты, по словам Трояни и других, отвели их в камеры, созданные на территории самой фабрики. На том самом месте, где еще вчера они вели переговоры об условиях труда, рабочих избивали, том числе ногами, и в двух случаях подвергали электрошоку. Только потом их отправили во внешнюю тюрьму, где пытки продолжались неделями, а в некоторых случаях — месяцами. Как утверждают юристы рабочих, было схвачено по меньшей мере 25 представителей профсоюза местной фабрики Ford, причем половина из них содержалась под стражей на территории компании — группы прав человека Аргентины настаивают, чтобы это место внесли в официальный список тайных мест содержания арестованных.

В 2002 году федеральные прокуроры подали уголовный иск против аргентинского отделения Ford на основании жалоб Трояни и 14 других рабочих, заявив, что компания несет ответственность перед законом за репрессии, применявшиеся на принадлежащей ей территории. «Аргентинское отделение компании Ford и его руководители участвовали в похищении собственных работников и, я думаю, должны нести за это ответственность», — заявил Трояни. Подобное обвинение выдвинуто против Mercedes-Benz (дочерней компании фирмы DaimlerChrysler) на основании того, что эта компания в 1970-е годы сотрудничала с военными, проводя чистку своих фабрик от профсоюзных лидеров; в заявлении приводятся имена и адреса 16 рабочих, которые в тот период исчезли, 14 из них — навсегда.

Согласно Карен Роберт, занимающейся историей Латинской Америки, к концу диктатуры «практически все рабочие представители исчезли из самых крупных фирм страны... таких как Mercedes-Benz, Chrysler и Fiat Concord». Как Ford, так и Mercedes-Benz отрицают какую-либо причастность своего руководства к репрессиям. Рассмотрение их дел продолжается.

Жертвами превентивного удара стали не только деятели профсоюзов, но и другие люди, мировоззрение которых опиралось на иные ценности, кроме погони за чистой прибылью. Особой жестокостью в странах этого региона отличались атаки на фермеров, выступавших за земельную реформу. В Аргентине хунта охотилась за лидерами Аргентинской аграрной лиги (они распространяли мятежные идеи о праве крестьян владеть землей), и их жестоко пытали — часто на тех самых полях, на которых они работали, на глазах у соседей. Солдаты использовали батареи тракторов для своих «пиканас», обращая обычные орудия сельского хозяйства против самих же фермеров. В то же время экономическая политика хунты была нежданной удачей, золотым дождем для землевладельцев и собственников скота. Мартинес де Хос снял ограничения с цены на мясо, и она подскочила более чем на 700 процентов, принося рекордную прибыль.

В городских трущобах мишенью этих опережающих ударов были социальные работники, часто связанные с церковью, которые от лица беднейших представителей общества требовали заботы о здоровье, государственного жилья и образования, другими словами, «чикагские мальчики» демонтировали социальное государство. «Больше у бедных не останется добряков, которые о них заботятся!» — говорили тюремщики, обращаясь к Норберто Ливски, аргентинскому доктору, «поражая ударами тока [его] десны, соски, половые органы, живот и уши».

Аргентинский священник, сотрудничавший с хунтой, так объяснял ее основные принципы: «Враг — это марксизм. Марксизм в церкви и в моей родной стране — опасность для новой нации». Слова об «опасности для новой нации» помогают понять, почему среди жертв хунты так много молодых. Например, в Аргентине 81 процент исчезнувших составляли люди в возрасте от 16 до 30 лет. «Сейчас мы работаем с прицелом на ближайшие 20 лет», — сказал известный аргентинский палач одной из своих жертв.

К молодым жертвам режима относится группа учащихся старших классов, которые в сентябре 1976 года объединились, чтобы попросить снизить плату за проезд в автобусе. Хунта увидела в этом коллективном действии знак того, что подростки заражены вирусом марксизма, и ответила им яростным геноцидом: шестеро школьников, осмелившихся выступить с такой подрывной просьбой, были подвергнуты пыткам и убиты. Мигель Освальдо Эчеколац, комиссар полиции, осужденный в 2006 году, играл зловещую роль в этой расправе.

Таким образом, логика исчезновения людей была ясна: в то время как шоковая терапия была направлена на устранение всех пережитков коллективизма из экономики, шоковые отряды устраняли всех представителей народа с подобным мировоззрением с улиц, из университетов и фабрик.

Иногда по неосторожности даже передовые борцы экономической трансформации признавали, что для достижения их целей требуются массовые репрессии. Виктор Эммануэль из PR-компании Burson-Marsteller, который взялся рекламировать установленный аргентинской хунтой благоприятный для бизнеса режим, сказал исследователю, что насилие было необходимо, чтобы освободить «увязшую в попечительстве, статичную» экономику Аргентины. «Никто, ни один человек, не будет вкладывать деньги в страну, находящуюся в состоянии гражданской войны», — сказал он, признав, что там погибали не только вооруженные партизаны. «Может быть, там погибла масса невинных людей», — заявил он писательнице Маргерит Фейтловиц, но «в данной ситуации требовалось действовать с огромной силой».

Серхио де Кастро, «чикагский мальчик» в роли министра экономики Чили, отвечавший за проведение шокового лечения, сказал, что никогда бы не смог этого сделать без железной хватки Пиночета. «Общественное мнение во многом было направлено против нас, так что для осуществления программы нужна была сильная личность. И нам повезло: президент Пиночет был способен нас понять и обладал сильным характером, чтобы противостоять критике». Кроме того, он заметил, что «авторитарное правительство» оптимально при переходе к экономической свободе из-за своего «безличного» использования силы.

Как это бывает почти во всех случаях государственного террора, целенаправленные убийства выполняли две задачи. Во-первых, устранялись реальные препятствия к реализации проекта — люди, которые, вероятнее всего, будут протестовать. Во-вторых, когда все поняли, что «смутьяны» исчезают, это стало грозным предупреждением тем, кто думал о сопротивлении, что также устраняло препятствия.