Лес обступил нас со всех сторон, закрывая черной пеленой от посторонних глаз, от целого мира. Точно так же эти деревья уберегли от врага могилы солдат…

– А здесь красноармейцы… – Луч выхватил из темноты очередную табличку. – Старший сержант Андрей Малышев… – Затем следующую. – Боец Михаил Стецюк… – И еще одну. – Боец Семен Липкин… – А потом еще, и еще, и еще…

Двадцать одна могила. Десять американских солдат и одиннадцать красноармейцев. Все имена и звания написаны по-русски, значит, хоронили и своих, и союзников советские солдаты. И хоронили, видно, сегодня, следы совсем свежие, земля рыхлая, краска на табличках еще не засохла. Эх, жаль, не пересеклись с теми, кто выжил, было бы проще дальше существовать. Как-то мы припозднились. Но быстрее ехать не могли – и так гнали настолько быстро, насколько возможно…

Господи, да о чем же я думаю?

Стою пред могилами и рассуждаю – кто, когда и кого хоронил! На душе – погано, а мозги хрень какую-то обдумывают! Нет бы почтить павших в бою, а не быть циником… Что со мной такое?! Когда я перестал быть человеком?

Мысли поработили меня. Я долго стоял у могил в полной темноте. Меня никто не звал к разведенному в яме костру. Никто не предлагал подкрепиться остатками нашего провианта. Никому не было до меня дела. А может, меня никто не хотел трогать? С чего же? Да, может, с того, что я стал отвратительным человеком. Кровожадным, жестоким лицемером, в душе желающим всех и вся защитить, а сам хладнокровно, стопками укладываю в могилу и врагов, и товарищей. Это все ради достижения цели! Ага, последняя цель – вывести из окружения две с лишним дивизии, бросив в мясорубку горстку доверившихся мне солдат. Нет! Людей! Именно людей. Но черт тебя побери, ты офицер или где? Твое дело – командовать, и потери – это потери. Война идет! Тогда другой вопрос: почему ты, офицер недоделанный, нарушил приказ командования, да еще и заставил нарушить этот приказ другого офицера? Какое у тебя на это есть право, Артур? Решил переиграть войну, о которой ничего не знаешь! «Попросил» людей не идти к спасению, к фронту, а прямиком в пекло ради достижения сомнительных целей. Тебе. Тупо. Повезло. Артур, тебе просто повезло! Не будь там этой проклятой гати – что бы делал, а? Метался по Октябрьскому с мольбами о чудесном появлении дороги? Ведь так ты делал в лагере, когда узнал о беде Паттон и Чаффи… Неужели я возомнил себя самым умным? Да на меня смотрят как на психа. Я нарушаю приказы, поступаю, как левой ноге хочется, плюю на всех и вся. Я так приду прямиком в никуда!.. Почему? Почему все так?..

Дождь? Стоп, я так промокну и замерзну, если дальше сидеть на голой земле и не укрываться. Даже если спину греет от еще теплого радиатора машины, а передо мной догорает костер, застудиться проще некуда…

А? Не понял. Когда я пришел к бэтээру? Э-э-э! Все уже спят, что ли? Тогда потихонечку встаем. Надо бы выяснить, кто на часах, а то, может, меня за часового посчитали…

– Не спишь еще, командир? – встревоженно окликнул меня Юра. Говорил он негромко, чтобы не потревожить спящих. В темноте ни черта не видно, костер в яме горит, света не дает, не могу понять, где же находится друг.

– Да, бессонница. – Рядом тихонько шелохнулись кусты. – Ты дежуришь?

– Ага, я. Ты же никого не назначил, вот я и заступил, потом Сергей пойдет. – Теперь слышу некоторую обиду. Все верно, не за что ко мне хорошо относиться. – Ты как у могил в себя ушел, так до сих пор и ходил… Ты хоть ел сегодня… командир? – Заминку я уловил – неприятный звоночек, однако. Черт, в животе предательски загудело при слове «еда». – Там тебе оставили, у костра, пожевать. Все, я ушел. – Кусты вновь шелохнулись, собеседник тихонько удалился.

Ну вот и поговорили. Зашибись вообще! Только хуже стало. Даже есть расхотелось, пойду спать – утро вечера мудренее, может, что пойму. Перед тем как отправиться в объятия к Морфею, с отвращением почесал жуткую щетину и мысленно выругался. Ну и фиг с ней, не один я такой «усатый-бородатый»…

Утро воистину мудренее! Особенно раннее, когда солнышко еще только намечает свой подъем из-за горизонта… Желудок взвыл всеми голосами неисправных двигателей! Организм нагло разбудил сильнейшим чувством голода. Питаться надо! Я, видишь ли, вчерашний день – как модница, разгрузочным сделал. Только глаза открыл, а меня прямо-таки затрясло с голодухи. Особенный организм – особенные потребности. Все хорошо заживает? Будьте любезны поставлять энергию и стройматериал в больших количествах и своевременно. Нарушил сроки – помучайся маленько, может, поумнеешь, Артур! Хорошо, хоть никто не успел схомячить мою вечернюю пайку. Однако, кроме часовых, никто бы ничего не съел, сон все еще крепко держал в своих объятиях нашу сборную братию.

Словами не описать тех сонных взглядов, что сошлись на мне во время приема пищи. Ну, извините, господа-товарищи, что разбудил, но я есть очень хочу… Да, ем холодную тушенку руками прямо из консервной банки, куда заблаговременно раскрошил пару галет. Да, непрезентабельно, вот вас так припечет – поглядим, кто хуже выглядеть будет. Ну да, чавкаю по-свински, говорю же, ем я.

– Мнам… Фу фто? Мнам-мнам… Подъем, товарищи, через пятнадцать минут выдвигаемся. – Ну вот поели, можно и поспать… Тьфу ты, то есть повоевать!

Скажу откровенно – накаркал я, как самая позорная ворона! Ой как накаркал! Повоевать, значит? Ну, хавай полной ложкой, товарищ первый лейтенант!..

Нет, поначалу все было поистине прекрасно!

Спокойно проехали между Рудней-Антоновской и Антоновкой. Ехали как на пикник – солнышко светит, вокруг нетронутая природа, свежий воздух. Лепота!

Издалека понаблюдали за ленивыми фрицами, разворачивающими ремонтную базу. Копошатся гансики, копают-строят-маскируют, трудятся, в общем. И тут мы, нагло, не таясь катим мимо. Я даже помахал им рукой! А они весело поприветствовали в ответ. Непуганый народ, видать, думают, что мы польская разведка или что-то типа того… Ой лохи! Мимо вас злые диверсанты промчались, а вы им ручкой машете. Утю-тю! До первого удара штурмовиков вы такие веселые и беззаботные.

После этого момента укрепилось и без того стойкое чувство, что раз вчера мы без труда ехали по оживленной дороге и сегодня сделали «ручкой» немцам, то можно чуточку расслабиться и обнаглеть. Поэтому мы выехали на шоссе в сторону Калинковичей, пристроились за колонной грузовиков и спокойненько катили с ними почти до самого города. Вдалеке, на юге, громыхала канонада. Сильные отзвуки взрывов подогревали надежду на легкий и быстрый прорыв. Ежели там сражение, то кто-то наступает. А значит, полно дыр во фронте! Из-за этой самой канонады лица у каждого встречного-поперечного были угрюмые и глубоко задумчивые. Так что ни мы, ни наш транспорт интереса не вызвал. Смотрят на меня, торчащего над бортом машины, окидывают взглядом мой головной убор (рогатывку я все же надел, лишняя маскировка не помешает), потом смотрят на БТР и забывают, на что сейчас смотрели! Клянусь, я офигел от того беспрецедентного наплевательства, излучаемого всеми встреченными противниками. Не приходит им в голову, что так нагло могут себя вести и враги, лихо мчащиеся к свободе!