Там собралось не меньше тысячи директоров школ, все в костюмах, все с портфелями. И интересно, что когда объявили перерыв, все директора, а может быть и не все, а только те, которые сидели рядом, достали совершенно одинаковые бутерброды с докторской колбасой.

Банов усмехнулся.

Отложил книгу.

Посмотрел на часы.

Позвонил Карповичу.

За окном снова лил дождь,

— Ну как там дела? — спросил Банов Карповича.

— Там? — переспросил Карпович, понимая, что имеет в виду его товарищ. — Там все хорошо.

— Ты не узнавал… насчет того, чтобы я с Кларой пошел туда?

— В четверг можно, — прошептал Карпович. — Встретимся там же в девять. Возьми с собой портфель для солидности. И она тоже пусть возьмет. Понял?

— Да, — ответил Банов.

— Ну, до встречи.

В четверг, придя первым к Лобному месту, Банов снова увидел недалеко от себя знакомого постового милиционера. Милиционер, казалось, тоже узнал Банова и подошел.

— Товарища ждем? — спросил он приветливо.

— Ага, — ответил Банов.

— А потом куда? В музей?

— Нет, — ответил Банов и опустил взгляд на свой портфель. — В Кремль…

Милиционер тоже посмотрел на коричневый портфель Банова.

Директор школы почувствовал себя неудобно. Портфель был довольно старый, но утром Банов провел полчаса, стараясь обновить его посредством коричневого крема для обуви. И теперь туфли и портфель Банова казались как бы родственными, словно были составной частью какого-то необычного костюма.

Милиционер, видимо, догадался насчет портфеля. Он дотронулся до него пальцем, потом понюхал палец и улыбнулся.

— Хорошая идея! — сказал он одобрительно. — Ая так и не попал еще в музей…

Банов решил поддержать разговор, тем более, что милиционер ему нравился, был он, по всей видимости, простым парнем, простым и сердечным.

— Не было времени? — спросил Банов.

— Был один выходной… — произнес милиционер. — Но мне поручили новогодние поздравления писать…

— Так еще рано! — удивился Банов.

— Лучше заранее… Мне ведь сто сорок поздравлений написать надо.

— Так много друзей? — Банов улыбнулся.

— Нет, — ответил милиционер. — Поздравления от нашего отдела другим отделам. Несложно, но много времени забирает.

Банов понимающе кивнул.

Подошла Клара — в руках красный кожаный портфель, с виду новенький.

Милиционер вежливо откланялся и вернулся на свой пост.

Вскоре появился Карпович в своем рабочем темно-синем костюме.

Втроем они вошли в Кремль. Быстро и деловито простучали каблуки Клары по бетонированной дорожке вдоль внутренней стороны Кремлевской стены. Банов и Карпович шагали беззвучно, но рядом.

Вот уже и знакомое приземистое зданьице за голубы, ми елочками. Открытые настежь двери.

— Придется пешком спускаться, — сказал Карпович, остановившись уже внутри зданьица. — Лифт поломался, да и все равно втроем туда никак не забраться.

Пройдя коридором и свернув налево, все трое окунулись в полную темноту.

Сырой воздух щекотал ноздри.

Клара чихнула, и гулкое эхо побежало куда-то вниз, по невидимым коридорам и ступенькам.

Дорога вниз заняла около часа. Глаза Банова привыкли к темноте, он даже различал фигуры шедших впереди Клары и Карповича.

В конце концов ступеньки закончились.

Карпович открыл какие-то двери. За ними был свет.

Пустая комната. На стенах — плакаты о бдительности и о любви к Родине. Еще одна дверь с надписью: «Предъяви пропуск!» Банов вопросительно глянул на Карповича.

— Там сейчас никого нет, — успокоил его Карпович. — Пошли!

За дверью светило солнце. Клара, выйдя на Порог, зажмурилась.

Банов поглядел вокруг — красота, словно вечное лето. Зелень, деревья, одуванчики…

К холму, на котором жил Кремлевский Мечтатель, они вышли в этот раз быстрее и, как показалось Банову, другой тропинкой.

— Стойте! — прошептал Карпович и поднес указательный палец к губам.

Банов прислушался. Где-то недалеко звучал одинокий человеческий голос.

— …ивые дети… гулять… солнечным… — долетали до Банова обрывки слов.

— Мечтает! — многозначительно прошептал Карпович. — Ну, ни пуха ни пера. Я здесь буду! Только вы недолго!

Банов кивнул и взял Клару за руку. Они пошли на голос.

Кремлевский Мечтатель совсем не удивился, увидев их.

Банов хотел было поздороваться, но, увидев на Мечтателе знакомый бежевый костюм, так обрадовался, что забыл обо всем.

— Добрый день! — сказала Клара, приветливо улыбаясь.

Было видно, что она очень волнуется.

— Здравствуйте-здравствуйте! — не вставая с травы, ответил Мечтатель. — Вы откуда? Присаживайтесь! Чаю хотите?

Ошарашенный Банов растерялся, но Клара наоборот, взяла себя в руки. Присела.

— Мы из Москвы, — сказала она.

— Очень хорошо! — сказал Кремлевский Мечтатель и потер ладонью о ладонь. — Ну как там?

— Хорошо, — кивнул Банов.

— А будет еще лучше! — Кремлевский Мечтатель поднял указательный палец правой руки вверх и словно нарисовал им в воздухе восклицательный знак. — Вы знаете, какая жизнь скоро будет?!

— Нет… — прошептал Банов.

Клара сидела в оцепенении, приоткрыв рот.

— Будет прекрасная жизнь! И не только в Москве! Я думаю, что и в Петрограде будет, и в Самаре! Везде будет! — вдохновенно говорил Кремлевский Мечтатель. — Для детей будут построены, да уже строятся, я знаю, красивые дворцы из стекла и дерева. Они так и будут называться:

Дворцы детства! Дети будут приезжать туда и играть в разные игры, там же их будут учить грамоте и музыке! Простых школ скоро не будет! Простые школы не в состоянии воспитать нового человека! Ведь так?

Банов машинально кивнул, а Кремлевский Мечтатель, улыбнувшись на кивок, продолжил.

— Вот вы какой национальности? — обратился он к Кларе.

— Из немцев… — ответила она.

— Вот не будет скоро такой национальности! И вообще никаких национальностей не будет! Будут все друг другу братья и сестры, и людей можно будет разделить на три группы: мужчины, женщины и дети… И тогда многие из предрассудков уйдут в прошлое. Мне вот как-то старик один с Урала написал, что он евреев не любит, а я спросил тут — есть ли евреи на Урале, и мне сказали, что нет там евреев! А как можно не любить того, кого нет? Заблуждения все, вековые заблуждения! Я вот сам прекрасно понимаю, откуда такие заблуждения берутся! Например, не понравился мне украинский хлеб, знаете, он такой черный! Не понравился, и вот, если я ограниченный и неграмотный, я и скажу, что я украинцев не люблю, у них и хлеб невкусный! Я сам это на себе испытал, когда в гостях у одной поморской семьи был на Севере. Они мне на обед суп дали, ну… невкуснее я ничего не ел, однако я ничего не сказал и добавку съел… Меня потом три дня крутило, вот тут болело, — он показал на живот, — и если б я был неграмотный, я бы и сказал, что не люблю я этих поморов, но я ведь грамотный!..