Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боксер растерянно кивнул, беря оружие в дрожащие руки.
Полярник сбросил пиджак. Константин и в самом деле был хорошим врачом, если вид обмотанной несвежим полотенцем правой руки человека заставил его забыть страх и вспомнить о профессиональном долге.
— У вас ранена рука?
— Нет. Принял меры предосторожности. Помните фильм, в котором снимался Шварц? Там у его героя в голове был чип слежения. Поэтому он голову мокрым полотенцем обматывал, чтобы его не засекли. Не знаю только, помогает ли это на самом деле. Поэтому времени на разговоры у нас нет.
— На вашем месте я бы не очень увлекался Голливудом, — не обращая внимания на Боксера, сказал Костя. — Может, лучше перейти на что-нибудь менее впечатляющее? На классику, например. Вы Гайдая любите?
Полярник сбросил на пол мокрые тряпки.
— Гайдая? Люблю. Вот здесь пощупайте.
Пальпируя в указанном месте, Костя почувствовал под кожей что-то инородное. Словно воспалившийся лимфоузел, хотя никаких лимфоузлов в этом месте не было.
— Вот черт. Здесь УЗИ не помешало бы.
— Некогда, доктор. Я и без УЗИ знаю, что там. Действуйте.
— Я обколю это место новокаином. От него не засыпают.
— Очень на это рассчитываю.
Через десять минут в плоскую эмалированную посудину упала окровавленная овальная штука размером с тыквенную семечку.
— Честно говоря, я на полном серьезе думал, что вы псих, — признался Константин. — Не обижайтесь.
— Даже не собирался. Давайте, шейте быстрее, — морщась, ответил пациент.
Когда все было закончено, Полярник завернул «семечку» во влажную салфетку и посмотрел доктору прямо в глаза.
— Все, что вы здесь видели, доктор, относится к государственной тайне, болтать о которой я настоятельно вам не рекомендую. А теперь, если вам не трудно, осмотрите Александра Ивановича, ему тоже досталось.
Боксер от осмотра отказался. Озабоченный увиденным и услышанным, он даже не подумал спрятать пистолет, который продолжал нести в руке, когда они шли по коридорам поликлиники. Хорошо, что народу почти не было. Только у дверей Полярник, обратив внимание на оружие, выхватил его и сунул за пояс.
— У тебя что, в голове помутилось?
Боксер рассердился.
— Я мирно отдыхаю в своем убежище. Ты ломаешь мои двери, вваливаешься без приглашения, бьешь меня. Потом появляются еще двое и хотят тебя убить. Мы отбиваемся и скрываемся у моего друга. Нас опять находят, и только благодаря случаю нам удается улизнуть. По телевизору показывают какого-то мудака, похожего на тебя как две капли воды, но ты говоришь, что не знаешь, кто это. В твою руку вшита передающая сигналы фиговина. Ты угрожаешь оружием доктору. И ты еще спрашиваешь, помутилось ли у меня в голове?
Полярник понимал, что Боксер по-своему прав: ему следует знать больше. С другой стороны, крыльцо районной поликлиники — не лучшее место для разговоров по душам. Он огляделся. В нескольких метрах от них стоял грузовичок с надписью «Продукты».
— Кстати о «фиговине». Надо бы ее хорошенько пристроить. Пусть наши преследователи немного побегают. Пойду, засуну ее в будку того грузовика. Видишь?
— И подставишь еще одного невиновного человека.
— А что ты предлагаешь? Просто бросить ее в урну для мусора?
— Да. Но не здесь. Не рядом с этой больницей. Они поймут, что ее вырезал здешний хирург, и он может пострадать.
— Толстовец чертов!
— Если у тебя под ногами горит земля, это не значит, что должны страдать невинные люди. Пусть страдают те, кто заслужил.
— Черт с тобой. Возьмем эту дрянь с собой и через километр выкинем просто на дорогу.
Полярник сел в машину, на заднем сиденье которой отдыхал Вольдемар, бросив чип рядом с переключателем скоростей. Дождавшись, пока спутник сядет, резко тронулся с места. Ехали они недолго.
— Останови! — через триста метров вдруг потребовал Боксер.
«Хонда» замерла у бордюра.
— Что опять? — почти зарычал Полярник, сытый по горло его капризами.
— Это не моя война, — решительно заявил Боксер, — а ты не Генка Крокодил. Хрен знает, кто ты. Я ухожу.
Боксер повернулся, чтобы растолкать храпящего Вольдемара. Полярник видел: уговаривать его остаться бесполезно.
— Денег возьми на дорогу.
Полярник полез карман, но Боксер, отрицательно мотнув подбородком, вышел и, увлекая за собой ничего не понимающего Вольдемара, быстро зашагал прочь по тротуару. Полярник долго смотрел им вслед, а когда они уже почти скрылись за поворотом, выскочил и побежал следом. Догнал.
— Я знаю, как погиб твой друг Брахман.
* * *
Боксер с Полярником сидели на скамейке на остановке общественного транспорта. Вольдемара с ними не было. Он уже почти протрезвел, и его отправили по адресу, где должна была сдаваться квартира.
— Вот так вот просто взяли и застрелили? — печально качал головой Боксер.
— Да, вот так. Ты так говоришь, будто разочарован, что его просто убили, а не разделали на запчасти.
Грустная ирония в словах Полярника осталась незамеченной. Боксер все еще не понимал.
— Но почему?
— В качестве меры психологического воздействия. Меня похитили, поскольку думали, что у меня много денег. Но перед этим они с помощью твоего знакомого Каплунова забрали твоего друга, потому что знали: никто его искать не будет. Нарядили в дорогой костюм, накачали транквилизаторами, избили для наглядности. А потом при мне всадили пулю, чтобы показать, как они поступают с несговорчивыми пленниками. Я ведь не знал, кто он на самом деле. Похитители считали, что одно убийство, совершенное на моих глазах, подействует лучше тысячи угроз. Расчет оказался верным. Жуткая была картина. Будь у меня на самом деле деньги, отдал бы не задумываясь.
Поднявшись, Боксер заявил очень решительно:
— Я разберусь с Каплуном.
— Участковый — это всего лишь первое звено в цепочке, ведущей к моим похитителям. Вряд ли он знал, для чего им понадобился Брахман.
— Не колышет. Он тоже виноват.
— Все равно тебе одному с ним не справиться. Но тебе повезло. По странному течению обстоятельств наши интересы совпадают. Я тоже хочу добраться до убийц твоего друга.
Боксер подумал.
— Если честно, я боюсь.
— Ну, тогда я тебя не понимаю. Только что ты размахивал трусами, заявляя, что посчитаешься с негодяями. Теперь ты говоришь, что боишься.
— Боюсь оказаться в роли той собаки, которая с лаем бежит за машиной, а как догонит, не знает, что с ней делать. Это я сейчас такой уверенный, а как дойдет до дела, вряд ли сам смогу убить человека. Тут и думать нечего.