Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы едем до дома молча, Оливер выглядит взвинченным, словно всю дорогу представляет варианты убийства Мейсона Шепарда. Из-за этого я не решаюсь попросить его заехать в Волмарт. Что ж, ладно, схожу за хлопьями позже.
Как только он глушит двигатель, я тянусь к заднему сиденью за рюкзаком.
– Постой. – Олли опускает ладонь на мое предплечье. – Хочу еще раз извиниться за то, что произошло в пятницу вечером. Не среагировал вовремя и позволил этому произойти.
– Меня больше задело то, что ты мне не поверил, – признаюсь я, опуская рюкзак на колени.
– Знаю, прости. В такие моменты я словно между молотом и наковальней. – Прикрыв веки, он с шумным выдохом откидывается на спинку сиденья. – Просто в тот момент, когда ты написала, Констанс сказала мне такую глупость.
Олли замолкает, словно не собирается продолжать. Поерзав на сиденье, я впиваюсь пальцами в колени.
– Что именно она сказала тебе, Оливер?
– Что ты так сильно ненавидишь ее, потому что влюблена в меня.
Сердце сжимается и проваливается в желудок. Подскочивший пульс бьет по вискам, мешая думать, тело бросает в холодный пот, а к горлу мгновенно подкатывает тошнота. Не могу дышать. Мне нужна помощь.
Что мне делать?
Оливер поворачивает голову, и я улавливаю в его взгляде то, от чего мою грудную клетку словно сводит колючей проволокой – страх. Он боится, что Констанс оказалась права, и тогда нам придется разорвать дружбу прямо сейчас.
Я ни за что не позволю этому случиться.
Несколько мгновений я сижу неподвижно, а затем прыскаю со смеху, чем заставляю Оливера вздрогнуть. Я смеюсь громко, почти истерично, мне и правда смешно от того, что Олли не делал вид, что не замечает моих чувств. Он действительно не понимал.
– Клянусь, я люблю тебя, Олли. И очень сильно, – признаюсь я, вытирая в уголках глаз выступившие от смеха слезы. – Но я в тебя не влюблена.
Закрыв глаза, он выдыхает с облегчением человека, который в последнюю секунду спасся от несущегося навстречу поезда. И это больно. Каждое его слово и действие в этом разговоре словно выкручивает мои внутренности и ломает кости.
– Черт возьми. – Посмеиваясь, Олли бегло проводит пальцами по волосам. – Я охренеть как нервничал перед этим разговором, боялся, что это окажется правдой.
Лучше бы сразу выстрелил мне в лицо, чего уж там.
– С чего Констанс вообще это взяла?
– Сказала, что все очевидно по тому, как ты на меня смотришь.
Гребаная стерва. Но с другой стороны – я понимаю, почему она так грубо ведет себя со мной, я бы тоже не хотела видеть рядом со своим парнем влюбленную девушку, которая притворяется подругой. Разница лишь в том, что я бы ни за что не изменила своему парню и не причинила ему боль, как Констанс сделала это с Олли.
– Можешь не переживать на этот счет, – отмахиваюсь я. – К тому же я сохну по одному парню.
– Правда? – оживляется Оливер. – И кто он? Я его знаю?
– Это секрет.
– У лучших друзей нет секретов друг от друга.
– Теперь есть. – Заправив волосы за уши, я заставляю себя выдавить улыбку. – Если все срастется, то расскажу.
– Эй. – Протянув руку, он ловит мою ладонь и сжимает ее. – Если он вдруг обидит тебя, то пообещай, что расскажешь мне, чтобы я мог набить ему морду.
Мне не хочется говорить, что в таком случае Оливеру придется бить морду самому себе. И еще мне не хочется, чтобы сейчас он прикасался ко мне, смотрел на меня, задавал вопросы. Больше не могу находиться в салоне машины, которая насквозь пропитана ароматом его парфюма. Я могу сломаться и разреветься буквально в любую секунду. Пора уходить.
– Помни, я всегда рядом, Мик.
Бога ради, он должен перестать это делать! Мне понадобится вечность, чтобы собрать с пола осколки моего сердца и остатки гордости. Тяжело сглотнув, я киваю и, высвободив ладонь, тянусь к дверной ручке.
– До завтра, Олли.
– До завтра, люблю тебя.
Добил и уничтожил.
Мое сердце и так валялось у него в ногах, а теперь он безжалостно пнул его, словно это уродливый камень на дороге.
Ладно, пора официально признать: с этого момента я ненавижу любовь и все, что с ней связано.
– И я тебя.
Выхожу из машины на ослабевших ногах и спешу в трейлер.
Зайдя в свою комнату, бросаю рюкзак на пол и, прислонившись спиной к двери, скатываюсь по ней. Прижав колени к груди, я накрываю ладонью дрожащие губы. Грудь сотрясают короткие частые вдохи, горло сводит, и я чувствую, что истерика на подходе.
– Скоро все наладится, – успокаиваю я себя вслух. – Скоро все будет хорошо.
Я ведь прекрасно знала, что не стоит рассчитывать на взаимность. Но где-то в глубине души лелеяла надежду, что Олли тоже притворяется, играя в друга. Именно с этим огоньком надежды я собиралась признаться ему в своих чувствах, когда он вернулся с летних каникул.
Эта надежда на взаимность отдаленно напоминает покупку лотерейных билетов: каждый раз, когда мы с мамой идем за продуктами в супермаркет, то покупаем несколько лотерейных билетов в надежде получить джекпот. И вроде знаешь, что шанс вытянуть счастливый билет нещадно мал, но все равно надеешься на чудо. А когда стираешь скретч-слой и понимаешь, что проиграл, то всегда одинаково расстраиваешься, а потом появляется мысль: «Может, в другой раз повезет?» В случае с Оливером у меня тоже остается надежда на везение, которая помогает не разреветься, и имя ей Джейк Элфорд.
***
Чтобы отвлечься, я принимаюсь за уборку, затем готовлю ужин, а вечер провожу в трейлере Рут, помогая ей купать детей. В душевой кабине вода включается ровно два раза – в самом начале, чтобы ополоснуться, и второй раз, когда нужно смыть мыльную пену – экономия.
– Закрой глаза, – прошу я Флоренс, выдавливая шампунь на ладонь.
Мотнув головой, она прижимает к груди одноногую Барби, которую на днях сломал ее старший брат.
– Будет щипать. – Флоренс вжимается спиной в стенку душевой.
– Если закроешь глаза, то шампунь в них не попадет и ничего не будет щипать.
– Этот для взрослых, я хочу розовый.
– Детский стоит в два раза дороже, – бросает Рут, сжимая душевую лейку. – Вот когда будешь зарабатывать сама, тогда и купишь себе тот шампунь, который захочешь.
– Завтра пойду на работу.
– Куда, в песочницу? Тебе пять лет. Дай уже намылить голову, пока