Вместе со своим боссом и представителем ФБР они поднялись на персональном лифте. Когда лифт остановился, он по урчанию в животе понял, что ему вовсе не по душе, когда его вызывают на ковер в десять часов вечера.

Дверь открылась. У лифта находился пункт охраны: два солдата в форме. Представитель ФБР кивнул им и повел их мимо большого зала с рабочими кабинками, где обычно работали элитные аналитики, далее вдоль офисов со стеклянными дверями, на которых висели таблички с именами наиболее влиятельных людей в системе охраны правопорядка.

Дверь в угловой офис была открыта, только в этом офисе на всем этаже горел свет. Каветти поправил галстук и откашлялся. На двери было написано: «Заместитель директора: наркотики и организованная преступность».

Через окно офиса хорошо был виден подсвеченный снизу купол Капитолия.

Тед Каммингс сидел за столом со стеклянным покрытием и говорил по телефону. Галстук был распущен, выражение лица не слишком довольное. Он жестом предложил Каветти и его боссу, Келвину Уайту, сесть на диван, стоявший напротив стола. В углу стоял американский флаг. За столом на стене висели фотографии заместителя директора с президентом и другими государственными чиновниками и печать ФБР. На диване уже кто-то сидел, кого Каветти без труда узнал. Он понял, что находится среди людей, которые значительно выше его по служебной лестнице. Агент ФБР, который их привел, вышел и закрыл за собой дверь.

– Фил, ты знаком с Хэдом Роачем, – сказал Кэл Уайт.

Седовласый человек наклонился вперед и пожал руку Каветти.

Роач был помощником генерального прокурора Соединенных Штатов.

Так высоко, что и не видно.

– Ладно. – Заместитель директора отключил телефон. Он обошел стол, опустился в одно из кожаных кресел и вздохнул. Создавалось впечатление, что он охотно оказался бы где-нибудь в другом месте, причем не дома с женой и детьми. Ему явно не доставляло удовольствия присутствие в его офисе одного из самых высокопоставленных сотрудников министерства юстиции. Что-то проворчав, он бросил на кофейный столик перед диваном папку, из которой выскользнули несколько документов.

Это были фотографии пыток и убийства Маргарет Сеймор.

Каммингс взглянул на Уайта и снова вздохнул.

– Кэл, полагаю, ты знаешь женщину, изображенную на этих фотографиях? Есть идеи насчет того, с кем она работала?

Уайт откашлялся и взглянул на Каветти:

– Фил…

Каветти не нужно было напоминать, что от того, что он скажет в следующие минуты, может зависеть вся его карьера.

– Фрэнк Джеферелли, Корки Чиодо, – сказал он. – Часть семьи Корелло, Рамон Квинтеро, Джеффри Аткинс. Вы, вероятно, помните, что именно он был адвокатом, который был информатором в деле Аафко?

Заместитель директора закрыл глаза и с отвращением кивнул.

Каветти облизнул губы, задержал дыхание и, наконец, произнес:

– Холостяк номер один.

Он назвал кодовое имя. То, которое все знали в высших эшелонах органов правопорядка. Если первые имена сильно нагрели атмосферу, Каветти знал, что от последней фразы полетит долбаный генератор.

Все оторопело молчали. Смотрели на него. Глаза Каммингса безнадежно переместились на Уайта, затем на помощника генерального прокурора.

– Холостяк номер один. – Заместитель директора мрачно кивнул. – Мило.

Несколько секунд, похоже, все раздумывали, какие может иметь последствия раскрытие личности самого главного информатора по наркотикам в США. Человека, который в течение многих лет помогал посадить членов семьи Меркадо. Поскольку он раздумывал над этим вопросом во время поездки в машине, Каветти мысленно перенесся на северный полуостров Мичигана, где, как он понимал, ему теперь придется заканчивать свою карьеру.

– Джентльмены. – Помощник генерального прокурора наклонился вперед. – Полагаю, мы все настолько давно принимаем участие в этой игре, чтобы узнать полную гребаную катастрофу, когда она перед вами. Вы представляете себе, какими будут последствия, если именно эти данные раскрыла агент Сеймор?

– Мы не вполне уверены, что убийство агента Сеймор связано именно с этим. – Кэл Уайт старался смягчить ситуацию.

– А я не Шакуилл О'Нил, – огрызнулся заместитель директора. – Тем не менее вы здесь…

– Да, – мрачно согласился руководитель программы защиты свидетелей. – Мы здесь.

– Итак, я думаю, что мы трое должны принять решение, – сказал заместитель директора. – Утечка должна на этом закончиться. Насчет этого другого типа, Мидаса, – он взглянул на лист бумаги, – который, как вы считаете, принимал в этом участие, этого Бенджамина Рааба, он где, черт возьми?

– Исчез, – признал Каветти, в то время как его босс беспомощно смотрел в сторону. – Он, как мы говорим, в Голубой зоне. Пропал. Мы теперь постоянно наблюдаем за его семьей.

– Голубая зона. – Казалось, взгляд заместителя директора прожжет в нем дыру. – На языке вашей программы это означает, что вы понятия не имеете, твою мать? – Он зло оглядел всех, затем вздохнул. – Ладно, как насчет Холостяка номер один? Надеюсь, вы его взяли под охрану и переселили?

– Именно поэтому мы здесь. – Келвин Уайт побледнел и откашлялся. – Он тоже в Голубой зоне.

Судебный маршал Фредди Олива работал агентом в отделе по осуществлению программы защиты свидетелей вот уже шесть лет. Вырос он в Бронксе, где его отец работал на коммутаторе. Учился в колледже криминологии Джона Джея, получил степень и, возможно, подался бы в адвокатуру, но жена была беременна, куча счетов, по которым нужно было платить, да и работа эта показалась ему более живой и интересной.

Оливе нравилось работать на федералов. Большинство из этих недоумков были фанатиками ФБР, которые не сумели пробиться в программу в Квонтико. Он был лучше их всех. Иногда он стоял в охране в суде или сопровождал какого-нибудь важного мафиози в суд. Или на новое место жительства. Он разговаривал со многими, неплохо их узнал. Возможно, когда-нибудь он напишет книгу.

Чего Фредди терпеть не мог, так это работать нянькой. Студент мог бы сидеть здесь и наблюдать, как писает собачонка. Но после происшествия на реке он прилипнет к этой девчонке, как жир к бекону. Тем более что скоро все это закончится. Этот урод Рааб ошибется, покажется где-нибудь. Они его зацапают и снимут охрану девчонки. Он вернется к своей привычной работе.

– Олива, – внезапно раздался голос в наушнике, – объект спускается в лифте.

Объект… Он цинично фыркнул и закатил глаза. «Объект» не был каким-нибудь психованным убийцей, которого они берегли до суда. Или молодым преступником, совершившим побег из тюрьмы.

Объект был двадцатитрехлетней биологиней с собакой, которой требовалось пописать.

– Понял, – буркнул он в ответ.