Таким образом, первая задача миссии оказалась невыполненной (наследник императорского престола и будущий император Максимилиан женился вскоре на английской принцессе), но Николас Поппель тешил себя надеждой, что ему больше повезет со второй.

Для того, чтобы приступить к ее выполнению, посол Николас Поппель стал настойчиво просить Великого князя о беседе исключительно наедине, с глазу на глаз, ибо, дескать, это дело весьма секретное и требует высокой конфиденциальности. Иван Васильевич долго не соглашался, наконец, спустя еще месяц, принял половинчатое решение поговорить с Поппелем, как напишут потом в летописях: «поотступив от бояр» в присутствии Федора Курицына. Поняв, что большего он не добьется, Поппель почти шепотом сообщил, что если бы, паче чаяния, Великий московский князь захотел получить титул короля (что значительно подняло бы его авторитет во всей Европе и сделало его братом всех европейских монархов), то стоит только ему попросить, и он, Поппель, берется это уладить.

Бедный, наивный странствующий рыцарь так никогда и не понял таинственной души людей страны, которая ему так понравилась.

Вместо того, чтобы рассыпаться в благодарностях и немедленно принять столь заманчивое предложение, Великий князь московский Иван Васильевич (переговорив прежде с супругой) гордо выпрямился, посмотрел на Поппеля холодным взором свысока и ледяным голосом заявил: «Мы Божьей милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, потому любого чужого постановления, как прежде не хотели ни от кого, так и теперь не хотим!»

Вот так вершится история.

Кто знает, кто знает…

Быть может, согласись тогда Иван Васильевич, и совсем иной была бы судьба Московского королевства и выросшей из него потом Российской империи…

Но в прошлом изменить ничего нельзя — да и надо ли, если б даже можно? Все есть так, как есть и, стало быть, так угодно было Господу.

Бесплодной оказалась миссия Николая Поппеля, и он никогда уже больше не приедет в Московию, хотя до конца дней своих будет вспоминать о двух этих путешествиях и писать о них как едва ли не самых лучших в своей жизни.

Но его приезд послужил толчком для ответного посольства в Европу, которое отправилось туда вскоре, и повлекло за собой целый ряд разных исторических последствий, так что в некотором косвенном смысле, приезд странствующего рыцаря Николаса Поппеля сыграл свою роль в великой и вечной игре событий и времен.

Однако, отправляясь в Москву, многого, очень многого не знал Николас Поппель.

Например, не знал он того, что мысли Ивана Васильевича в начале 1489 года были заняты совершенно другим.

Между Казанью и Новгородской землей оставалось еще одно значительное пространство — его следовало покорить раз и навсегда, и присоединить к Москве навечно.

Этим пространством была область вятичей.

В XIII веке земли в долинах рек Череповец и Вятки населяли два родственных народа: чудь и остяки, которых иногда еще именовали общим названием вотяки. Это мирные языческие племена, язык которых был близок к языку зырян и пермяков, считались народами финского происхождения. Они были трудолюбивыми земледельцами, жили преимущественно хлебопашеством, рубкой леса, смолокурением, пчеловодством, однако их любимым занятием оставалась охота. Мужчины, несмотря на свою малорослость и на вид подслеповатые глаза, были весьма искусны во всех видах охоты, отличаясь зоркостью и меткостью. Вотяки отчаянно сопротивлялись распространявшемуся вокруг христианству, старательно соблюдали свои обычаи, которые казались христианам крайне дикими, а то и вовсе непристойными. Так, например, вотятская девушка могла выйти замуж лишь после того, как у нее будет один или два ребенка, причем, чем больше детей у нее, тем более дорогой и заманчивой невестой она считалась. И уж вовсе поражал христианских путешественников и миссионеров обычай гостеприимства: если путник останавливался переночевать в шалаше или землянке из липовых листьев и хвороста (других жилищ вотяки не строили), то хозяин считал своим долгом непременно предложить гостю на ночь свою жену и самым большим оскорблением, которое можно было нанести вотяку — это отказаться от этого предложения.

Разумеется, христианское окружение не могло долго терпеть этих варварских языческих проявлений, и вот постепенно, шаг за шагом, началась колонизация вотятских земель.

Первыми сюда прибыли новгородские ушкуйники, за ними потянулся всякий отчаянный, лихой или укрывающийся по разным причинам от государева глаза люд из окрестных русских княжеств.

Леса богатые пушным зверем и реки полные рыбы показались пришельцам весьма привлекательными и они стали оседать здесь.

Никакой войны, наподобие той, которая спустя много веков происходила при колонизации вновь открытого европейцами американского континента, здесь не было.

Мирные вотяки завидев пришельцев, легко покидали свои дома и отступали вглубь в леса и болота, пока отступать стало некуда, а число их настолько уменьшилось, что они попросту растворились в общей массе христиан, заселивших эти места и построивших, по своему обычаю города, самым крупным из которых — столицей всей этой области стал город Хлынов, именуемый впоследствии Вяткой, по имени реки на которой он стоял.

Таким образом, к концу XV века — к тому времени когда пала Казань, имеющая большое влияние ввиду своего соседства и на Вятскую область — весь этот край был заселен православными христианами, вольницей, выходцами из разных городов земли русской, которые, прижившись здесь, стали называть себя вятичами.

Вот за этих-то вятичей и вступился Иван Васильевич два года назад, найдя предлог для войны с Алегамом за Казань. Но теперь он решил, что эти вятичи у него, как бельмо на глазу, тем более, что никакой серьезной военной силой они не обладают. Обдумав детально план кампании, Великий князь московский приступил к решительным действиям, и на этот раз даже не удосужился выдумывать никаких предлогов. Просто 11 июня 1489 года большая рать во главе с воеводой князей Даниилом Васильевичем Щеней двинулась в поход и 16 августа уже окружила Хлынов.

Однако, не потребовалось даже сражения — «Большие люди всей земли Вятской» согласились давать дань и служить службу, что означало признание прямой зависимости от Москвы, но московитам этого было мало — они хотели полного и безоговорочного включения Вятской земли в состав Московского государства.

Московские полки стали готовиться к штурму города, и вятичи, хорошо зная военные нравы московитов, с ужасом представляя какие страшные и необратимые потери они понесут, приняли все поставленным им условия.

Но и это не облегчило участь вятичей. «Отцы города» Хлынова были беспощадно казнены, те, кому повезло больше — позорно сечены кнутом посреди торга, а затем последовали меры, ставшие уже тогда обычными для московских завоевателей: все основные землевладельцы, а также люди, имевшие авторитет и влияние, были немедленно под конвоем разосланы по близким к Москве городам и волостям, — в Боровск, Кременск, Алексин, и напротив, — люди, живущие в тех городах давно — то есть «свои» давно московские — получили обширные земли вятичей и переселились туда.